в ужасе. Но я сильнее его, и я всё решил. И не просто решил, а подготовился так, как, наверное, никто не готовился к самоубийству. Ведь я не просто самоубийца.
Только бы врач в последнюю секунду не позвонил куда следует. Тогда меня повяжут, отберут пистолет – и всё. Начинать с нуля нет сил, да и не решусь, наверное.
В голове навязчиво крутится: «Жизнь канет, как камень…» «Аквариум», кажется. Вот привязалось. Не ко времени… Надо собраться. Гляжу из кустов на окно ординаторской. Жалюзи приоткрыты, за ними – смутный силуэт. Добрый доктор Подольцев тоже беспокоится, меня высматривает… Надеюсь, он уже подготовил операционную. А то ведь сначала он мне не поверил. Но результаты обследований его добили. «Чудо», – так он сказал. А потом выяснилось, что никакого чуда, всё вполне себе естественно, а я – долбанный извращенец. И то, и другое ещё больше укрепило меня в решении. Я не верю в Бога, в Провидение или как там его. Просто случай. И случай говорит: «Родя, давай». Я и дал. Я сделаю всё, как надо, а добрейший Дмитрий Ильич пусть пошлёт «скорую» в новостройки на окраине, в опостылевший мне «корабль», с крыши которого я так часто хотел сигануть. Но, то, что я сделаю сейчас – лучше, гораздо лучше.
«Жизнь канет, как камень, в небе круги».
Ерунда – ни кругов, ни неба. Только тьма. Навсегда. В ладонь врезалась рукоять пистолета Марголина, выменянного на почти новый ноут и сто баксов сверху у однокурсника. Пять патронов в магазине. Но мне нужен только один.
Как же болит затылок!
«Жизнь канет, как камень…»
Стоя у окна ординаторской, я не сомневался, что парень где-то там и видит меня. Я, кстати, только недавно догадался, откуда Родион так хорошо осведомлён о внутренней жизни стационара. Да оттуда же, откуда узнал результаты своих анализов – просто взломал базу данных медучреждения. Парень этот мог взломать, что угодно – хакер, или как их там называют.
В тихом омуте… Тогда, в первый раз, мальчик робко зашёл в мой кабинет. Не скоро я понял, что робость эта напускная, но во время разговора не раз ловил на себе прицеливающийся взгляд блестящих глаз. Они были чёрными, а волосы светло-русые, почти золотистые… Как у Ани. Ничего удивительного.
В моих ушах до сих пор звучат слова, сказанные неуверенным юношеским голосом. Но смысл их был таким, что у меня волосы поднимались дыбом, как шерсть у чующего привидение пса.
– Вы можете пересадить ей моё сердце.
Честно говоря, я не сразу понял.
– И каким образом ты при этом думаешь остаться в живых? – наивно спросил я у долговязого худого паренька в потёртых джинсах.
– А я не и собираюсь жить.
Парень поднял глаза, и я поверил. Глаза были совсем не юношеские – усталые и спокойные. Слишком спокойные. Я видел такие у смертельно больных.
Но всё-таки я возмутился.
– Ты что мне предлагаешь?!
Парень сжался, но продолжал глядеть в упор. Во взгляде появилось что-то, помимо безнадёжности. Упрямство. Молча он полез в матерчатую сумочку
