рукой. Бог возложил на каждое из них свой крест: на людей духовного сана молиться за мир и отпускать грехи; рыцарству сражаться за веру и королевство; простым людям– трудом своим кормить их. Да простит меня Бог, но то же самое мы увидим даже и у сарацинов, и у язычников до рождества Христова.
– Сын мой, подумай, – эта жизнь только краткий миг пред жизнью вечной, – аббат давно уже не был столь красноречив, пожалуй, то была одна из лучших его проповедей за последнее время. Грехи, которыми ты отяготил свою душу, могут быть прощены. Ты говорил о силе, коей будто бы обладает ваша предводительница. Но если и так, сила эта не от Господа нашего, а от Сатаны ибо…
Закончить свою мысль настоятелю не удалось
– А таких как ты, церковный боров, надо приканчивать первыми! – заорал, стараясь изо всех сил высвободиться из своих пут, бунтовщик. Всех до единого, всю вашу породу!! – Именно вы хуже всех, – вы обманываете людей, вы губите ложной верой их души, заставляете их покорятся насильникам! – Морис Дубле бешено извивался, повиснув на руках двух дюжих солдат. Он тщетно пытался дотянуться до замершего в испуге приора, воздевшего руку для крестного знамения. Побагровевший барон тянул меч из ножен.
Несколько секунд бальи пребывал в напряженных раздумьях. Нет, ничего не выйдет. Жаль.
– Морис Дубле, – произнес он, – Властью данной мне государем нашим, королем франков Карлом, приговариваю тебя, как злодея короны и бунтовщика, к повешению. Ты будешь казнен через час. Если желаешь, то я распоряжусь, чтобы прислали священника.
– Спасибо, не надо, – отрывисто бросил узник. Я уже приготовился к смерти, – лицо его было на удивление спокойно.
Де Камдье явственно почувствовал – это не пустая бравада. Он действительно не страшился смерти и был готов к ней. На мгновение бальи почувствовал что-то похожее на уважение к этому крестьянину.
Повернувшись, бальи молча направился к двери. За ним потянулись остальные. Последним вышел приор, в полной прострации повторявший полушепотом: – Ересь и колдовство… Ересь и колдовство…
– И чего ты, дружище Антуан, выслушивал так долго, как этот выб…к, мелет своим поганым языком черте что? – спросил барон, когда за ними закрылась дверь кабинета бальи. А надо же, как они ее называют – Све-етлая Дева! – ты подумай! Хорошо бы проверить: какая-такая она дева! Роже загоготал.
– Я подумал, – ответил бальи, подавляя в себе раздражение, – что если эту чертовку, которую они поставили над собой, прикончить, то вся шайка разбежится в три дня. Есть у меня на примете ловкий человек. Хоть и старый уже, а из арбалета на четырех сотнях шагов оленю в голову попадет…
– Это Гасконец, что ли?
Бальи кивнул в знак согласия
– Знаю, как же. Веревка по этому браконьеру плачет!
– Я и прикинул: проведи его этот Дубле к лагерю мятежников, и дело сделано.
– Ишь ты! Неплохо придумано, поцелуй сам себя в зад!
