спросила я. – Тобольцев?
– Маша, Тобольцева – моя девичья фамилия, соображай головой, тебе уже скоро четырнадцать лет, а ты всё как маленькая. А Толя, в смысле тот Толя, который… – Мама с сомнением взглянула на меня, словно решая, говорить или не говорить, вздохнула и все-таки сказала: – Сергеев.
– А где он живет?
Мама пожала плечами.
– В Сибири.
– А где в Сибири? Сибирь большая.
– Где-то.
И всё. Мама не хотела больше ничего говорить. Я пыталась спросить что-то у папы, он тоже отказывался, тут же прятался за маму или в свои тетрадки, смотрел на меня беспомощно и растерянно, и я отстала. Не хотят говорить – не надо.
Прошло еще два или три года. Я повзрослела. Пошла в одиннадцатый класс, у меня с весны еще появился серьезный поклонник в школе, Голубев Егор, троечник, спортсмен, на год меня младше, высокий, красивый, блондинистый, популярный у девочек, наглый и очень глупый, не дававший мне прохода. Появился и закрепился. Серьезность его намерений заключалась в том, что он для начала разогнал моих вечных неудачливых поклонников Трясова и Панюськина, а потом принялся ухаживать сам: то и дело толкал меня на переменах, прятал мою сумку, однажды подбросил мне открытую пачку сигарет и подошел вразвалочку, громко спрашивая: «Маш, не ты стырила мои сигареты?» Глагол «стырила» звучал гораздо грубее. И я не знаю, как это связано (а в нашем организме всё очень сложно взаимосвязано), но чем больше ко мне приставал Голубев Егор, тем чаще я вспоминала ту странную историю о человеке с пшеничными усами, стоявшем на пороге роддома и державшем меня на руках. Счастливая (вроде как) мама, прислоняющаяся к нему головой, растерянно и чуть тревожно смотрит в камеру. Я (а ведь это точно я, кто же еще?!) – где-то там, завернутая в одеяло с кружевами (Почему, кстати, одеяло? Лето же! Я же летний человек, родилась в самом начале июля!) – ничего пока не знаю, о том, что было, что будет…
И я взяла и нашла его в сетях, это было достаточно сложно, людей с именем Анатолий и фамилией Сергеев оказалось очень много, несколько тысяч. Я искала очень долго, в какой-то момент подумала, что это невозможно. Пока однажды не наткнулась на страницу Анатолия Сергеева, окончившего физфак МГУ приблизительно в то же время, что и мой папа. Может быть, это ничего не значило, но у меня как-то сильно стукнуло сердце. На странице у него на главной фотографии был какой-то невнятный пейзаж: озеро, мостки. По нескольким другим фотографиям тоже было невозможно понять, тот ли это человек с пшеничными усами, который стоял со мной на руках на пороге роддома, или нет.
Я не знала, что ему написать, решила поговорить еще раз с бабушкой, когда приеду летом, по телефону об этом так просто не поговоришь. Я просто поставила лайк под какой-то старой фотографией на его странице. Ничего толком не понятно – край лодки, река, закат. А он через некоторое время написал мне: «Привет, Маша!» На этом переписка закончилась, потому что умерла бабушка, и мы поехали на ее похороны, мне было тяжело и грустно, и совсем не хотелось начинать какие-то разговоры с непонятным
