больше не повторять, а вот мальчика, предупредившего ее, что это плохо, обязательно поблагодарить за это при следующей встрече. Что Лора и сделала, едва не вогнав своим поступком развязного Лунева в самый настоящий столбняк. И с тех пор лишь недоумевала, замечая, как опасаются его остальные школьники. Ну, неопрятный какой-то весь, ну, задиристый! И что с того? Да, случалось, что он несколько раз хватал на перемене Лору за шиворот, вылавливая ее в толпе наряду с другими детьми, с которых стрясал деньги. Но, узнав ее, сразу отпускал со словами: «А, мелкая, это ты! Ну, тогда гони, сколько дашь!» А она «гнала», честно отделяя ему половину данных ей мамой денег. Но не потому, что боялась этого грозного старшеклассника, а потому, что раз просит, значит, голодный: ей, наивной домашней девочке, даже в голову не приходило, что деньги, которые взрослые давали детям на завтрак, можно было употребить на что-то еще. Вот и делилась, жалея его. Точно так же она пожалела его в тот самый день, когда он порезал себе руку разбитым стеклом. На ребре ладони порез был хоть и длинным, но не очень глубоким, зато от ногтевой фаланги он отхватил себе стеклом кусок мякоти так сильно, что палец с внутренней стороны имел с тех пор характерную форму. Лора была в ужасе, увидев, как он идет по двору, бледный, зажимая здоровой рукой поврежденную, и как сквозь пальцы сочится, капая на землю, кровь. Подбежала к нему, попросила посидеть на скамейке, а сама кинулась домой, звать на помощь. Но оказалось, что мама еще на работе, так что Лора сама нахватала из аптечки бинтов и каких-то мазей, а потом по мере сил помогала Луневу делать во дворе перевязку. После этого случая он вообще перестал брать с нее деньги, а еще начал ее «крышевать». Об этом Лора узнала, когда другой проблемный ученик, лишь недавно откуда-то переведенный в их школу, попытался ее зацепить. Но сразу был остановлен своим спутником из «стареньких», сказавшим: «Оставь эту девку, ее Лунь крышует».
И вот теперь эта давняя «крыша» сидела перед Лорой в кафе, собираясь стрясти с нее уже не деньги за пирожок, а выкуп за у нее же угнанную машину. Поняв, что узнан, Лунев в первый момент отшатнулся, но потом, признавая неизбежное, все же отогнул с лица воротник, наверняка мешавший ему дышать, и угрюмо спросил:
– Мелкая, это ты?! Ну надо же! А я все смотрю и никак понять не могу, что за дела! Вроде я тебя знаю, а признать никак не могу. Уж думал, что какая-то ментовская подстава.
– Нет, что ты! – Лора даже головой мотнула, по старой и, казалось, давно уже забытой школьной привычке. – Ваня меня специально предупреждал, чтобы никакой полиции! Не могла же я его так подвести, за его доброту.
– Ледоруба? За доброту? Ну, ты и сказанула! – Вовка коротко хохотнул. Потом замер, рассматривая свою собеседницу взглядом, в котором сквозь хищника наконец-то начал пробиваться и человек. И допустил: – Хотя, может быть, с тобой даже Ледоруб способен на доброе дело. Ты откуда его знаешь-то?
– Мы одно время с ним вместе работали… в автосервисе, – быстро добавила она, по лицу Лунева заметив, что говорит сейчас что-то не
