этого хватало проблем. Ему нужно было придумать хомяку имя и починить клетку. Вместо клетки у него была закрытая полка со сдвижным стеклом. У меня в такой на стене стояли книги. Пашкина полка была прогрызена во многих местах и залатана фанерой и кусками жести, словно простреленный танк. В такой стимпанк-обстановке Машке (так назвали хомяка) предстояло рожать потомство.
В тот год наш "Б" класс превратили в математический, а остальных перевели в "В" и "Г". Пашка попал в "В", и мы стали реже видеться. Наша троица мушкетеров почувствовала первые удары судьбы.
У нас с Андрюхой были телефоны, а в деревяшках телефоны не ставили. Мол, это временное жилье, скоро под снос (многие из деревяшек стоят до сих пор, и там живут люди). Поэтому когда Пашка хотел нам позвонить, он просто приходил в гости.
Наступила осень, золото, бронза, медь под ногами, и запах прелой листвы вокруг. "Бабье лето". Приходит Пашка – родной, но все-таки немного другой. Непривычный.
– Пойдем в кино, а? – сказал Пашка. – В Самотлоре сейчас "Танцор диско-2" показывают.
– Ну не знаю, – я пожал плечами. После "Одиночного плавания" и "В зоне особого внимания" я охладел к Индии. – Чего-то мне не хочется.
– Пошли! Я уже видел, клево.
В общем, он меня убедил. Хотя я пошел туда скорее из-за Пашки, чем из-за фильма. Когда фильм начался, первые пятнадцать минут я пытался сообразить, как связан первый "Танцор диско" со вторым… Оказалось, никак. Даже название другое – "Танцуй, танцуй". Впрочем, я уже увлекся сюжетом. Через два с лишним часа, слегка ошалев от песен, страданий, драк и подергиваний Митхуна, мы вышли на воздух.
– Ух! Крутое кино, – сказал я. Фильм мне понравился. – Ты сколько раз его видел?
– Четыре, – сказал Пашка.
– Сколько?! – я удивился.
– Или пять.
На следующий день Пашка уболтал Андрея сходить в шестой раз. Я уже ничему не удивлялся.
Квартирант был крепкий, здоровый, весь такой налитой наглостью – молодой жлобина. Он был намного моложе Пашкиной мамы. Кажется, он нигде не работал, зато старательно питался и стрелял у нее деньги. Он или дрых в своей комнате или торчал на кухне с голым торсом, пялясь в телевизор. Пашка с братом его терпеть не могли, но молчали – ради матери. Я помню, что у них в холодильнике были разные полки – своя и отдельная для квартиранта.
Но тот частенько залезал в чужие запасы.
– Витька, ты опять сожрал нашу тушенку! – орал Пашка.
– Ничего я не трогал, – бурчал квартирант, вытирая сальные губы. И улыбка скользила "а ничего ты не докажешь". Глаза мелкие и хитрые. – Своего хватает.
Пашка его ненавидел. Но сделать ничего не мог.
Наверное, многие встречались с ситуацией, когда родной тебе человек попадает во власть мелкого, жадного, глупого, недалекого человечка. Вся фальшь которого как на ладони для всех… кроме самого родного тебе человека.
Настоящее зло – не умно. Но почти всесильно.
Я думаю, поэтому Пашке
