как хреново жилось прынцу в условиях феодализма.
Я согласился, а шо было делать? Надо же виручать брата и несчастного прынца!
Каждые пять минут зал взривался аплодисмэнтами. Зрителям особенно понравился монолог, который я – прынц Датский, читал со сцены своими словами. Шо я мог рассказывать сидящим в зале людЯм, если сам до этого вечера никогда не читал ШЭкспира? Это было моё первое знакомство с великим писателем и его несчастным Гамлетом.
– Быть иль не быть? – спросил я, и зверским взглядом обвёл притихший зал. – Шо за вопрос! – заорал так, шо зрители испугались. Кто-то перэкрестился, кто-то ахнул, мой папа схватился за грудь, мама за папу. И тут я понЯл, шо как артист состоялся. Вобрав в лёгкие, весь оставшийся в зале воздух, продолжил.
– Мириться лучче со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стрэмиться, – произнёс запомнившуюся фразу. – Ви хочите терпеть безропотно позор? – задал вопрос залу, понимая, шо это последняя фраза из тэкста роли которую я помнил. И я стал говорить все, шо приходило в голову, как советовал мине мой старший брат рэжиссёр.Ведь ШЕкспира никто из зрителей не читал…
– Ой, вейз мир! Где ваше "фэ"? Сопротивление! Таки пора вам возмутиться! Пока ви спали ваше мэсто на троне уже занЯли! Эйзе брох (какой позор)! Кто в доме хозяин? Ви? Ой, не смешите миня. Ви кто? Ви царъ!? Кто вам сказал? Та какой из вас царъ! Надев на голову корону, ви прячете под ней свое лицо! Убийцы! Вам мало смерти моего дорогого папы? Таки я так и думал! Вокруг одни враги! Прэдатели и нет друзей! Офелия! Где моя невеста? Умерла? А шо такое? О, бедный я! О, бедная Офелия. За шо мине такая судьба! – я схватился за голову.
Старик вдруг звонко рассмеялся. На глазах выступили слёзы.
– Верите, – произнёс, закашлявшись, продолжая смеяться, – я совсем забыл, шо прынц, должОн умерэть от укола отравленной шпаги. Мать королева, артистка Белка Щорс, нервничала, глядя на то, шо я витворяю на сцене. Она держала в руках «чашу» с отравленным вином, которое должна випить по ошибке. Я, как адиёт, бегал по сцене. Актёры и зрители смотрэли на миня, не зная, шо ожидать от прынца. Но с ним пора было кончать. Я вихватил у «мамаши» из рук «чашу» с ядом и произнёс:
– Ага, вот стакан, в который яд налит с любовью, – я поднял «чашу» над головой. Потом мэдленно поднёс к роту, випил отраву.
– Ну, вот и всё, – сказал таким тоном, шо самому стало плохо. – Довольны? Ви этого хотели? – спросил зал, покачиваясь на полусогнутых ногах, делая вид, шо вот-вот миня покинут силы и я – прынц, отдам концы. – Уж смэрть моя близка! Вас всех я прэзираю, – и грозно помахал кулаком залу. В это врэмя к мине подбежала Белка – королева-мать, вихватила «чашу» и сделала вид, шо пьет отравленное вино, тут же свалилась мине под ноги, матеря на чём свет стоит.
Зрители рэшили, шо прынц Датский и мать его сказали всё перэд тем, как преставиться, и дружно зааплодировали. А я, ваш покорный слуга, упал на сцене «замертво», рядом с матерью-королевой, набив огромную шишку на затылке. Не рассчитал падение. Шо я артист? Хотя да, ещё тот артист погорелого театра.
– Дедушка Яков расскажите
