подмигнул, похлопав миня по плечу.
За свадебным столом миня тошнило, кусок не лез в горло, хотелось убежать, чессное слово! Я был не в сибе. Прэдставьте – жена совершенно мине не знакома. Шо мине до неё? До её бородавки на носе? Думаю, в голове у Розы тоже были страхи и сомнения, но миня они не интерэсовали, как и она сама. Уже намного позже, Роза призналась мине, шо на свадьбе была абсолютно счастлива. Я ей понравился ещё на смотринах, чего о сибе я сказать не мог.
В два часа ночи нас торжественно випровадили в спальню, обсыпая на счастье овсом, конфетами, орэхами. «Спальня» била чуть больше чулана, отделенная шторой от комнаты, где гости гуляли нашу свадьбу.
Ми с Розой просидели на кровати всю ночь спина к спине, боясь пошевелиться, уже не говоря о том, шоб взглянуть друг на друга. Гости ели, пили, пели песни, поднимали тосты за счастливую жизнь молодеженов.
Неожиданно раздвинулась штора. Марик Бляхх – мой дальний родственник, приехавший на свадьбу из Жмэринки, в обнимку с бутылкой самогона, беспардонно уселся рядом со мной на кровать.
– Яшка, где сортир? Мине сейчас вирвет.
Потом перевел свои пьяные глаза на Розу, неприлично громко икнув, спросил, тыча за спину пальцем:
– А это хто? Шо она при нас делает?
Я закрыл ладонями лицо, стараясь не думать о том, шо произошло. А шо собственно произошло, спросите ви миня? Миня женили. Трудно в неполных четырнадцать лет думать о сибе, как о женатом мужчине, за спиной которого сидит жена, совершенно чужая ему девушка.
На рассвете в дверях комнаты появилась бабушка Розы.
Она застала нас спящих в одежде спинами друг к другу.
– Мамале, – вскрикнула она, хватаясь за сердце. – Мине счас станет халушес (плохо)! Наша Роза дисгрэйст мэйдл (опозоренная девушка)
От её крика ми проснулись, шарахаясь друг от друга в разные стороны.
Роза с перэпугу натянула до подбородка одеяло.
– Вейз мир! Ой, брох, ой, брох (позор, беда), – вопила старая Рахель. – Гвалт! Геволт! (караул, на помощь). Мейер!
На её крик сбежались родственники.
– Ви только посмотрите! Лучче би мои глаза этого не видели! Они таки ничего не… Ой вей! Позор! Шо скажут люди! Шмулик! Хая! Мейер, шо ты стоишь, как палка в огороде! Сделай хоть шо-нибудь!
– Ты хотела видать Розочку замуж! Видала! Жена, шо тибе опять плохо? – спросил Мейер. – У твоей внучки есть родители. Пусть у них за все болит голова. Оставь миня в покое…Шо? Шо ты хочешь от старого, больного Мейера? Ты хочешь, шоб он умер, и его похорнили прам здесь? Тибе станет лучче?
– Адиет! Причем сюда твое здоровье! – возмутилась старая Рахель. – Я кричу не за тибя, а совсем наоборот. Шо тибе не понимать, Мейер!
Моя мама прибежала последней. Она стояла в дверях с распахнутой грудью, к которой присосался сопливый Сеня.
– РАхель Абрамовна, шо вам кричать, пугать улицу! Посмотрите на детей! На них нет цвет лица!
Бобэ
