любила поручать ей устные разборы той или иной книги, – словом, как ученица Вероника вполне ее устраивала. А вот как возможная подруга Андрея – куда меньше.
Татьяне Викторовне трудно было разобраться в своих чувствах к этой девочке сейчас, когда она лишний раз убедилась, что сын явно ею заинтересован. Обычная материнская ревность? Или что-то другое, более серьезное, более обоснованное логически?
Скорее всего, не столько даже ревность, сколько страх, предощущение возможной опасности. Андрей ведь тоже замкнут, порой наглухо, попробуй добраться до его истинных чувств и переживаний. А если в нем действительно есть задатки художника? Тогда он уже сейчас может чувствовать куда глубже, трагичнее, чем другие его сверстники…
Часы пробили восемь – мужчин все не было. Татьяна Викторовна вышла в кухню, достала сигарету из запрятанной в дальнем углу буфета пачки и закурила у раскрытого окна, глядя на вечернее зарево над крышами и думая об этом взрослом уже и отчасти даже незнакомом юноше, в которого как-то постепенно и незаметно превратился ее Андрейка, Андрюшка, Андрюшонок.
Последнее время она все чаще признавалась себе, что не только не знает в чем-то своего сына, но и не понимает его во многом, просто не способна понять. И ей все чаще думалось, что дело тут не в индивидуальном взаимопонимании (или в данном случае его отсутствии), а просто в том факте, что Андрей принадлежит к новому послевоенному поколению. К поколению, которое для нее – после пятнадцати лет работы в школе – все еще остается загадкой. Не просто, очень не просто обстоят дела со сверстниками Андрея. Временами она ловила себя на парадоксальной мысли, что им, выросшим в мире и относительном довольстве, не испытавшим и тысячной доли того, что довелось испытать отцам, – этому «благополучному» поколению шестидесятых годов приходится в чем-то куда труднее, чем приходилось поколению тридцатых.
С лестничной площадки донеслись голоса. Татьяна Викторовна швырнула в окно недокуренную сигарету и замахала руками, пытаясь выгнать туда же предательский дым, потом прислушалась: ложная тревога, голоса отправились выше по лестнице. Но вообще-то и ее повелители должны вот-вот нагрянуть. Она смахнула с подоконника кучку упавшего пепла, достала аэрозольный баллончик и распылила по кухне немного озонола, пошла в ванную и тщательно вычистила зубы. Вот так – пусть теперь кто-нибудь докажет, что она курила.
– Знаешь, я сегодня смотрела твой альбом, – сказала Татьяна Викторовна, когда они с сыном занялись после ужина мытьем посуды. – Просто не утерпела – уж очень он соблазнительно лежал, на самом виду.
– Пожалуйста, – пробасил Андрей, как ей показалось, чуть смущенно. – Только там нечего смотреть – ерунда всякая, наброски…
– Это-то и интересно! По-моему, ты делаешь успехи.
Андрей помолчал, осторожно и неуклюже, по-мужски, протирая чашку посудным полотенцем.
– Не знаю, –
