… М-м-м-ы-х-х!.. И не позвать даже… ».
Санька металась взглядом по кустам, зарослям травы, потемневшим пням, надеясь углядеть Нюткину засаду, и мысленно ругала подружку за то, что та так добротно спряталась. В сердцах она плюхнулась на ближайший пень и грохнула оземь свою находку.
– Ой! Ты чего? – вылезла заспанная Нюта из-под огромного лопуха, росшего неподалеку.
– Это ты «чего?», – хотела расшуметься Санька, да передумала. Ну, чем она, дурочка, виновата, что заснула? Да и не след себя обнаруживать.
– Заснула, – вяло оправдывалась Нютка, – сама не помню, как. Это что у тебя?
– Короб Пименовны!.. Прямо на дороге валялся. Я его подобрала, чтобы в глаза не отсвечивал…
– А там что?
– Не знаю, не заглядывала.
– Так давай заглянем?..
Узелок со стиранными тряпицами.., щипцы какие-то чудные.., бутылочки со снадобьями, пучок сухой травы с терпким, горьким запахом… Кажется, все содержимое короба перекочевало на пенек. Остался на дне темный цветастый платок, завязанный в узелок. Санька достала его, положила на колени и развязала. Нюта, затаив дыхание, наблюдала.
Осторожно расправив концы платка, Санька замерла. В узелке оказались небольшая иконка и какой-то прозрачный камень, оплетенный желтой металлической проволокой, закрепленной на толстом колечке. Иконка Богородицы была какой-то чудной. Никогда еще не доводилось девочкам видеть такую. Младенец на всех виденных ими иконах был степенный, смирный. А этот будто прыгал на руках у Матери, резвился. Санька с Нютой переглянулись и невольно заулыбались.
Санька рассказала Нюте все, что видела в доме. Посидели в задумчивости. Потом аккуратно сложили все обратно в короб. Все… кроме последнего узелка.
Иконку и камень они решили забрать с собой. Ну, негоже бросать икону в лесу. А камень … просто прозрачный камешек в красивой оплётке. Кому он теперь нужен?.. Да и зачем он Пименовне был нужен – тоже непонятно. На память, что ли, хранила. Теперь все равно не узнаешь.
Посидели еще немного, молча глядя перед собой.
– Домой надо, – как бы сама себе сказала Санька.
– Ага. Пошли… – глухо ответила Нюта.
Они встали и медленно, устало пошли вглубь леса. В ту сторону, где, они уверены, был дом. Вышли на ту самую дорогу, по которой еще два дня назад катили в неизвестность. Теперь шли, молча, не глядя друг на друга.
Сумерки подступили незаметно. Вот только что был виден каждый листик на придорожных цветах, каждый изгиб, каждый лепесток вместе со всеми мошками и бабочками. И вдруг словно кто-то, завершая картину, провел широкой мокрой кистью, чтобы вся картина слилась в единое неразрывное целое, в монолит, где детали уже почти не видны.
Девчонки шли, напряженно вглядываясь в окружающий лес. А в нем темнело очень быстро. Солнце, светившее низко сквозь путаницу ветвей, казалось, с каждой минутой
