Я реликтовый космический волк-одиночка. С Землей меня не связывают ни дом, ни семья. Потому что на все это нужно было жертвовать временем, а в молодости мы необдуманно склонны отдавать предпочтение более важным – на наш, разумеется, взгляд – занятиям. И однажды выяснилось, что ничего уже не поправить и не построить. С тех пор мой дом – на Сфазисе, а моя семья – все вы, кто проводит здесь некоторый период своей биографии, чтобы затем пропасть где-то за тысячи парсеков. И я вполне понимаю ощущение цейтнота, какое вечно испытывают тектоны. Только вот не нравится мне, что и вы, Костя, похоже, неосознанно повторяете мой путь.
– Что вы, Григорий Матвеевич, – Кратов смущенно засмеялся. – Какой же из меня аскет?
– Вполне сложившийся, Костя, – печально покивал Энграф. – Мой вам совет – хотя вы редко прислушиваетесь к моим советам, и напрасно! Разумно используйте время, дарованное вам судьбой. Не запирайтесь там, на Земле, в монашескую келью. Полюбите красивую женщину. Постройте, наконец, дом. И шут с ней, с ксенологией! Кстати, отчего бы вам не умыкнуть окончательно нашу Руточку? Ведь пропадет она здесь, в девках засидится. Ну сами взгляните, какое сокровище!
Кратов поднял голову. На том берегу пруда нагая Руточка Скайдре собиралась купаться. Укладывала волшебные свои волосы в тугой жгут, пугливо пробовала босой ногой воду.
– Утица, – сказал Григорий Матвеевич с отеческой нежностью. – Белорыбица… Ну, я, пожалуй, пойду отсюда. А то она, чего доброго, и меня заставит бултыхаться.
Камыши тихонько сомкнулись за ним. Кратов подобрал очередной камешек, примерился и пустил его по воде. «Блинов», как и прежде, напечь не удалось, камешек мигом затонул, и Кратов сердито закышкал на взволнованных рыб.
– Костик! – окликнула его Руточка. – Твой завтрак в саду. А потом приходи плавать.
«Обедать я буду уже на Земле, – подумал Кратов. – Дома».
«А ты уверен, что там еще есть твой дом? – спросил он себя спустя мгновение. – Или тебе просто хочется верить в то, что есть?»
Часть первая
Драконоборец
Кратов старался ступать неслышно и легко – так, чтобы ни единый звук не выдал его присутствия. Он весь обратился в слух, но прислушивался главным образом к самому себе, а не к той тишине, что его окружала. Он почти оглох от ударов собственного сердца. А тишина была нехорошая, подозрительная. Полное безветрие, бестравье и безлесье. Только предательски скрипучий галечник под ногами и серые пористые скалы со всех сторон. Да еще паутинки облаков над головой. Больше всего Кратов желал бы превратиться в одно такое вот облачко, и тогда ему было бы совсем просто проделать то, что от него требовалось – пересечь весь этот галечник, жалких двести метров, из конца в конец и уцелеть.
Он отважился еще на один шаг, и чертова галька зашуршала, поползла под его ботинком. «Воронка… Конечно же, без этого никак, – успел подумать он, падая
