не сказать ничего. Несколько часов я провела в состоянии психоанализа прошедшего года: вспоминала «вражески» настроенных торговцев, подкармливавших меня только что испеченными буреками и погачами. Сколько коварства теперь я обнаружила в легком прищуре дядюшки Нусрета из патиссерии напротив! А тетушка Хатидже, которую я, как родную, трижды целовала при встрече? Ведь это она приучила меня к тончайшему лахмаджуну… А рыбак Мехмет, специально выбиравший тушки фенера[3] пожирнее! Все это было похоже на сговор, предательство. И какое изощренное! В негодовании на холодном кафеле ванной комнаты я поклялась отныне проходить мимо любого общепита. Однако объявление войны – не мой конек. Оказалось, клятва, данная в четверг, может быть легко нарушена уже в пятницу – именно в этом меня убедил торговец артишоками и продал килограмм мясистых бутонов для ужина…
Конечно, любой, услышавший мою печальную историю, имеет полное право удивиться и спросить: как я могла настолько усыпить свою бдительность и не заметить столь явные изменения в фигуре? Почему не била тревогу, очевидно, не влезая в старые джинсы? Подвох был повсюду… Коварный «оверсайз» сделал свое страшное дело: я плавно кочевала в родном размере «s». Изначально широченные «mom’s jeans» превратились на мне в «ультра скинни», верхнюю пуговицу на которых последние полгода я невзначай оставляла расстегнутой. Это был своего рода негласный сговор двух одиночеств: я не застегиваю, а они не жмут.
Обидевшись на бедного мужа, не вовремя заглянувшего в ванную, я отправилась в ближайшую локанту с изумительным чаем, от которого слегка вяжет во рту и почти не хочется есть. За окнами прогуливались уверенные в себе стамбулки: они гордо выставляли вперед тонкие подбородки, призывно вздернутые кверху; длинные ноги, затянутые в леггинсы, мелькали прямо перед моим носом, который то и дело подергивался в попытке всхлипнуть от душераздирающей обиды. Кругом были стройные люди, казалось, не знавшие ни «бал каймагы»[4], ни калорийной ореховой пасты из нежнейшего фундука региона Карадениз, которую я так любила толстым слоем на теплом симите… Как умудрялись все эти женщины сохранять стройность в мегаполисе еды – столь щедром и гостеприимном?
Официантка незаметно поставила передо мной блюдце с двумя картофельными пирожками: комплимент от шефа. Сам шеф, тучный краснощекий красавец, весело прищелкнул языком – и я почти почувствовала себя почетным членом клуба круглолицых любителей выпечки.
В тот момент я осознала всю горечь ситуации и ускользающего размера. Мне вспомнилось висящее в гардеробе шелковое клетчатое платье Burberry, бережно упакованное в замшевый чехол. Представив, что оно никогда больше не застегнется на моей раздавшейся талии, я поперхнулась пирожком и выскочила на улицу. Нужно дышать… Вдох-выдох…
То была кратковременная паническая атака, которую я быстро погасила чашкой турецкого кофе и разговором с худющей дамочкой
Фенер – рыба-фонарь, она же европейский удильщик или «морской черт» (
Мед со сливками – традиционное турецкое блюдо на завтрак. Подается с теплыми симитами.
