рассказал, честно, без легенд.
Опыт – дело наживное, было бы желание его нажить. А у этого не то, что желание – прямо страсть какая-то: за все схватиться, всему научиться, и все в один день. И, главное, все у него получается, даже то, что получаться никак не должно. Вроде как, подсознательно…
Судовой народ, конечно, по этому поводу любопытствует и выдвигает различные версии. От обыденных до экстремальных.
А народ здесь тоже интересный, солидный. В основном, северный: балтийцы, беломорцы, мурманчане – бывший плавсостав загранплавания Советской страны, моряки, оставшиеся без флота. По десять и более лет в море, все видели-перевидели, везде плавали-переплавали: и горели, и тонули, и спасали, и пиратов скобами закидывали. Как соберутся байки травить, уши на глаза лезут и в бинокль сворачиваются. Но сомневаться не стоит, ведь рано или поздно твой черед придет рассказывать.
В общем, за исключением вышеупомянутого Сереги, настоящие морские волки. Не то, что бы особо крутые, но высокопрофессиональные. А вот на барановозе раньше никто не работал. Не было таких судов в советском флоте. Поэтому пароход наш тоже интересный. То есть, необычный, опять же, о красоте тут говорить не приходится. Старый, ржавый, грязный. Хотя, если приглядеться… Обводы крейсерские, машина – десять цилиндров, шестнадцать с половиной тысяч лошадиных сил. Парадный ход двадцать узлов6, на трамвае не объедешь. А когда-то и краны были электро-гидравлические, и носовое подруливающее устройство, и бортовые кили. В шестьдесят пятом году, когда его в Копенгагене со стапелей скинули, это был, конечно, супер! И уж конечно, не для баранов его датчане строили. С любовью строили, это и сейчас, через тридцать пять лет заметно. Вот ведь судьба тоже…
И переделывали в скотовоз его там же, на датских верфях соответственно грандиозно. Все переборки из трюмов вынесли, нижнюю палубу на два метра подняли, под ней второй слой танков разместили для пресной воды. Внутри и снаружи добавили по две палубы с двухъярусными загонами из труб. Оставили лишь носовой трюм для комбикорма и рефрижераторный трюм перед надстройкой, только там компрессоры давно уже не работают.
Вот и плывет такое чудо-юдо в море: на главной палубе сарай стоит, на клетки поделенный, лампы горят, какие-то неясные тени мелькают. Как будто на нормальный пароход сверху пятиэтажную хрущевку установили. И такая же хрущевка внутри, только ее не видно.
Набивается в этот коммунальный рай в среднем тридцать пять тысяч баранов, и везем мы их из родной Австралии в далекие арабские страны. Не в зоопарк везем и не на вольное поселение, о чем думать не хочется, но думается… Мир устроен не для баранов, хотя бараны, наверное, считают иначе и идут своим особым путем. Не на ножи идут, а под ножи.
Сейчас пароход пустой, в балласте. Готовится к приему постояльцев: моется, чистится, дезинфицируется. Наших к мойке не привлекают, для этого есть специально обученный контингент: стокманы7, двадцать пять арабов.
Интересные
20 узлов – примерно 37 км/час (1 узел – 1,852 км/час).
Стокман (Stockman, англ.) – здесь: персонал, ухаживающий за животными в морских перевозках.
