лорда Бакли или брата Теодора – в общем, как цитаты “из кого-то”. Одна только Мирьям слышала его и в точности понимала смысл и важность его слов, а отсутствие диалектического контекста развязывало ей руки – потому-то она и приказывала Ленни заткнуться.
– Меня просто бесит эта наивность, – сказал Ленни и сам понял, что обижается.
Ведь он пришел сюда, рассчитывая оказаться среди единомышленников, ища утешения после спектакля, разыгранного в конторе Ши, – и что же? Неужели здесь, в “Белой Лошади”, идея пролетарской революции точно так же мертва, как и в адвокатской конторе? Очень похоже на то.
– Слушаюсь и повинуюсь, – сказал он и поднялся из-за стола, прижимая к груди портфель, словно римский щит, который поможет ему пробиться сквозь густую толпу посетителей к выходу. – Я возвращаюсь к себе на родину, к покою своего нищенского ложа, к апельсиновому соку и утренним булочкам с маслом. Вспомните обо мне, когда меня не станет. Мы, идущие на смерть, приветствуем вас громкими залпами – желательно из задницы.
Футляр с магнитофонной пленкой, который Ленни оставил на столе, лежал там, будто опустевший спасательный плот среди потерпевших крушение пивных кружек.
– Прощай, кузен Ленни. Извини, что моя песенка пришлась не по вкусу этим шишкам. (Трень-трень-трень.)
Ленину Ангрушу было восемь лет, когда его попросили подержать спеленатую девочку. Будто вчера – до сих пор казалось ему. Мать Ленни и кузина Роза несли дежурство по району, громыхали чайными чашками и переругивались. Наверно, если поглядеть на это взрослыми глазами, то они и вовсе не уходили далеко от того места, где можно было быстро забрать младенца у мальчишки, вымывшего по их настоянию руки и обещавшего бережно обращаться с малышкой. Но в ту минуту, когда Ленни вручили живой сверток и этот сверток угнездился, как в колыбели, на его скрещенных ногах, Ленни стало казаться, что эти чашки гремят где-то на далеких берегах, а Ленни с Мирьям оказались вдвоем на собственном острове: вот какое у него появилось ощущение. Мир разом сузился для Ленни до одного этого маленького личика. Он смотрел в коричневые глаза девочки. Видел крошечный пузырек в уголке ее рта. Лучистую улыбку, которой она ему улыбалась. Мирьям рассеивала ту беду, которая, как Ленни Ангруш уже понимал в свои восемь лет, крепко засела где-то внутри него; и именно благодаря появлению девочки он понял, что эту беду возможно рассеять, что то бушующее море беспокойства, с которым он уже привык жить, – это вовсе не он сам. Во всяком случае, оно совершенно утихает, когда он держит на руках эту девочку и они с ней оказываются вдвоем на своем острове. Голоса, раздававшиеся где-то вдалеке, вместе с тем звучали отчетливо.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно
