на себя наряд, она посмотрела в зеркало и поняла, что это действительно ее платье. Оно было терракотового цвета и красиво облегало фигуру. Линия талии была немного завышенной, а лиф был украшен вышивкой в античном стиле. Узкие рукава доходили почти до кончиков пальцев. С плеч назад ниспадала драпировка, спина была обнажена. Почему-то это платье казалось сшитым только для нее. Катя вышла из примерочной. Продавцы встретили ее удивленным взглядом.
– Ну, как? – сдерживая радость спросила она Никиту.
– А вам самой – как?
– Мне самой – бесподобно! – рассмеялась Катя.
– Ну, вот, я же вам говорил.
– А в откуда знали, что оно мне подойдет? – краснея от удовольствия и смущения, спросила она.
– Вы просто очень близки стихии земли, которая таит в себе и смерть, и рождение. Вы – плодородная почва, которая требует, чтобы ее возделали. В этом платье ваша хтоническая сущность проявляется сильнее всего – и это не оставит равнодушным ни одного мужчину. Каждый из них будет счастлив обладать вами, Катя.
– А вы? – внезапно спросила она и посмотрела ему в лицо.
Он отвернулся и снова стал прохаживаться вдоль пестрых рядов одежды.
Катя немного постояла, оглушенная током собственной крови. Потом медленно пошла в примерочную. Раздеваясь, она почувствовала, что вид собственного тела сводит ее с ума. Она села на пол и постаралась взять себя в руки.
Немного растрепанная, Катя вышла из-за занавесок с перекинутым через руку платьем и прошла к прилавку:
– Скажите, а сколько это стоит?
«Священная корова» подняла голову:
– Там написано.
Катя нащупала на подоле этикетку, перевернула ее и не поверила своим глазам:
– Семь с половиной… – в отчаянье прошептала она и медленно пошла вешать платье на место.
Никита проводил ее удивленным взглядом:
– Вам не нравится?
– Знаете, я его как-нибудь в другой раз куплю… А вы что-нибудь подобрали?
– Да. Видите – вот то, сиреневое? Мне кажется, что Оксане нужно именно оно. Она – вода, которая огибает все препятствия, очищает всю грязь, уносит любую боль. Вода – это жизнь… – Никита замолчал и его взгляд вдруг проник сквозь Катю, будто она потеряла свою материальность.
Катя почувствовала, как ее надежды рушатся под этим взглядом.
– Ну, тогда берите его и пойдем, – заторопилась она к выходу, – а то мне еще на занятия.
Никита о чем-то еще поговорил с продавцами, причем те заметно оживились, зашуршали оберточной бумагой, застрекотали кассовым аппаратом, дружно заворковали.
Катя стояла лицом к двери, держась за ручку и чуть не плакала. Все эти безумные сны, все эти надежды оказаться прижатой тяжестью мужского тела и терять сознание от каждого проникновения – все это оказалось не более, чем идеей-фикс, капризом большой девочки, напрасной тратой времени и денег. «Он, кажется, влюблен в эту дурочку по уши!» – подумала
