серебряные нити, сливаются в целые реки, не отмеченные ни на одной из карт, что мы располагаем в нашей столице. Срочность моего дела не позволяла мне искать обходных путей, посему я пробирался через непредвиденные препятствия, в надежде, что опасения наши окажутся преувеличением. Однако, когда я оказался на одной из полян, укрывшихся меж лесов, что так бережно охраняют село Хун, мне открылась прискорбная картина.
Наспех сооружённые, деревянные помосты были завалены телами людей, чья плоть уже была тронута тленом и зубами диких зверей, нашедших в этой ситуации собственную выгоду. Сколь бы отвратительным мне это не казалось тогда, но я должен был убедиться, найти либо подтверждение, либо опровергнуть свою догадку. Осмотрев несколько тел, выбрав те из них, что менее остальных пострадали от самой природы, я понял, что слухи, дошедшие до нашей столицы, не были пустым трёпом. Жители Хун пали жертвой, но не оружия, как следовало из донесений ранее, причина их смерти крылась внутри. Странная болезнь, практически не оставившая следов внедрения в их тела, унесла их жизни.
В тот момент, стоя под лучами весеннего солнца, которое, как если бы желая утешить меня в скорбный час, принялось дарить мне своё тепло едва ли не с летней силой, я вспомнил все эти россказни об иноземцах, что пришли в нашу страну. Говорили, что с собой они несут оружие, имеющее общность природы с нашим собственным, но шагнувшее далеко вперёд, отчего ставшее куда более смертоносным. Говорили так же, что иноземцы явились, чтобы свергнуть наши священные порядки, погрузив нашу страну в бесконечный хаос, как они уже сделали с некогда великими владениями Чалукья22.
Однако удивлению моему не было предела, когда там же, среди многочисленных тел наших соотечественников, я нашёл тела иноземцев, тех самых, рассказами о которых нас пугали. Это были люди бледной кожи, которая, тем не менее, уже успела приобрести бронзовый отлив под солнцем южных широт, однако теперь только смерть и тлен отражались в этих ликах. Ростом они были выше всякого из несчастных жителей Хун, завидной ширины в плечах и одеты на манер свойственный всем варварам, живущим за пределами наших земель.
На телах иноземцев также не было следов ранений, ничего, что бы указывало на причину смерти из вне. Припоминая россказни об эффективности варварского оружия, я преодолел естественное отвращение и обыскал доступные мне тела пришлых. Ничего найти не удалось ни оружия, ни ценностей, ничего, что могло бы пролит свет на события, разыгравшиеся здесь некоторое время назад.
С сердцем тяжёлым от смятений, я покинул траурную поляну, под звук разливающихся ручьев, щебетание птиц и в свете яркого солнца. Мой путь теперь устремлялся под гору, вынуждая моего скакуна то и дело маневрировать между стволов вековых сосен, избегая прикрытых еще не растаявшем снегом и сплетением корней рытвин, угрожавших поломать моему коню ноги, а мне – шею.
Вскоре, к собственной неожиданности, посреди чащи, я обнаружил вырубленную не так давно
Чалукья – название древней королевской династии, правящей территорией, которая впоследствии стала южной Индией, еще до объединения пре-индийских царств в одно государство (примечание автора);
