господин Фэйд покинул свою квартиру, вечером. Он вышел, чтобы сходить в магазин и исчез! Все ваши камеры и служба безопасности сошлись на том, что мужчину нигде не видели. Он не заходил в лифт, тем более не покидал территорию жилого комплекса. Вы, судя по всему, единственный, кто может помочь в этом деле!
Старик посмотрел на меня, его взгляд был растерянным, он словно не знал куда приткнуться. Пожав плечами, этот жест давался ему столь гармонично, Себастьян подошёл к своей двери уставившись на внешнюю линзу глазка, в выпуклости которой отражался тусклый свет потолочной лампы, принялся рассказывать:
– Я смотрю в этот дверной глазок, стало быть, сколько себя помню! Я вижу там едва ли не всё, что обычно утаивается от взглядов людей, понимаете?
Я едва заметно кивнул, призывая старика продолжать.
– Впервые я увидел там господина Фэйда еще давно… очень давно. Был март-месяц на дворе, но не здесь, а там…
С этими словами старик кивнул на собственную дверь. Я смутился, не понимая, о чём шла речь.
– Ого, господин детектив, что это был за день… – протянул Себастьян. – Месяц то уже март к концу близился, тепло, в ветре пахнет свежестью, но народу собралось столько, что и тесно и смрадно… – старик, с задумчивым видом, кивнул. – Все пришли за зрелищем, но в кои то веке в толпе царило смятение, не все, ой не все разделяли настроение короля. Филип IV, меж тем желал смерти мужчине, коего семь лет держали в темницах, чьё тело сломали многократно, но чей дух лишь закалился в пламени страданий.
Здесь мне бы в пору было остановить старика, призвав сумасброда к здравому смыслу, но старик приобрёл столь удивительную живость в своём повествовании, что вмешиваться в его рассказ я не смел.
– Жак де Моле10, двадцать девятый и последний магистр ордена тамплиеров, привязанный к столбу, должен был быть сожжён на глазах тысяч людей. Семь лет изнурительных допросов и истязаний не прошли бесследно! Великий магистр был уже совсем не тот, что раньше. Оговорив своих братьев по ордену, он в конце концов нашёл в себе силы опровергнуть оговоры, данные в адрес тех, кто еще оставался в живых. И, хотя у ордена складывались неплохие отношения с простым людом, в Париже в тот день царило замешательство, слишком сильно было влияние Папы.
Я смотрел на Себастьяна, зубы у меня едва не скрежетали от раздражения, поскольку старик, в припадке своего чудачества, очевидно, позабыл об изначальном предмете нашего разговора.
– Там, на костре, Жак де Моле не отверг предложенное ему последнее слово, – продолжал Себастьян, то и дело закатывая глаза, словно вспоминая о событии, свидетелем которого он сам являлся, – но с уст его сорвалось вовсе не раскаянье, о нет… не такой был славный де Моле!
Старик рассмеялся, впервые обнажив ряд пожелтевших зубов.
– Славный де Моле призвал к божьему суду горе-короля Филипа, ну Филипа IV, стало быть, и Папу Климента V. В своей речи он заявил, что и тот, и другой переживут его самого не более чем на один год, однако уйдут они вовсе не с гордо
Речь идёт о Жаке де Моле, двадцать-третьем, последнем магистре ордена тамплиеров, в отношении которого были сфабрикованы обвинения в ведьмовстве и чернокнижии. Из-за растущего влияния ордена и непримиримой риторики магистра в отношении сбора на новый крестовый поход, король Франции, Филип IV, вступил в сговор с видными деятелями Ватикана, дабы устранить орден. Однако во избежание излишних репутиционных ущербов короне, король и заговорщики обвинили тамплиеров в связях с дьяволом. Имущество ордена было реквизировано, сами же члены организации – подвергнуты длительным пыткам и последующей казни через сожжение. Жак де Моле взошёл на костёр в марте 1314 года;
