более наблюдательная, это заметила.
Он отличается инстинктивной добротой и немного боится мира. Единственным проявлением его авантюризма является тот факт, что он дал своей единственной дочери такое образование, как будто она родилась мальчиком. Неординарное решение, грозящее последствиями, если считать, что жизнь отдельного человека имеет какое-то значение.
Шань прочла классические произведения писателей и поэтов, крупных и незначительных, со времен начала письменности в Катае. У нее очень хорошая скоропись и еще лучше официальная каллиграфия. Она поет и, конечно, умеет играть на пипе – большинство женщин из хороших семей умеют это делать, – но она еще и сама пишет песни, в новой форме «цы»[1], рождающейся во времена нынешней Двенадцатой династии, слова («Как прививают пионы!» – вдруг думает она) на хорошо известные мелодии сельской местности или кварталов удовольствий.
Ее отец даже заказал им обоим луки с запасом стрел. Они брали вместе уроки у отставного лучника, найденного им, – еще одно отступление от обычаев времени, когда все воспитанные мужчины (не говоря уже об их дочерях!) с высокомерным презрением относятся ко всем военным занятиям.
Все это девушкам делать не полагается, разумеется. В музыке им положено мило пощипывать струны пипы и петь слова, сочиненные мужчинами. Женщины, которые так поют, становятся артистками и куртизанками. Так было всегда.
Линь Ко договорился о помолвке своей дочери минувшей зимой, заботливо и продуманно, с мужчиной, который, по его мнению, примет ее такой, какая она есть, и будет этому рад. Это больше, чем может ожидать любая дочь.
Шань любит отца безгранично и безоглядно, хоть и не питает иллюзий относительно его недостатков.
Она любит и этот мир тоже, сегодня утром, и тоже не питая иллюзий, – по крайней мере, она с гордостью так считает. Она очень молода.
У нее в волосах алый пион, а в руке – желтый, и они идут к дому человека, к которому ее отец приехал в гости. Они действительно получили приглашение: Линь Ко не поехал бы без приглашения.
В это ясное утро исполнилось уже два с половиной года с тех пор, как мальчик Жэнь Дайянь, тоже юный, но не чувствующий уверенности, что понимает мир (пока), вошел в лес к востоку от своей деревни, держа в руках лук, окровавленные стрелы и два меча, взятые у убитого им человека.
Не было в Катае более уважаемого человека, чем Си Вэньгао из Еньлина. Сейчас, когда его лицо покрылось глубокими морщинами и волосы (то, что от них осталось) поседели, он осознал свой авторитет и не стесняется им гордиться. Человек проживает жизнь так достойно, как может, и получает в награду, в некоторых случаях, признание еще при жизни.
Он был чиновником, официальным историком династии, поэтом и ученым. Он даже писал песни, когда был моложе, почти добился признания формы «цы» серьезными авторами. (За ним последовали другие члены его круга, они развили
Жанр, совокупно с уставными стихами «ши» составляющий классическую китайскую поэзию. Возник около VIII в. н. э. на базе народной городской песни. «Цы» писались на классические мелодии и не имели собственного названия. В области содержания «цы» свойственна большая лиричность и преимущественно любовная тематика (в отличие от более рационалистических «ши», уделом которых стала в основном философская и гражданская лирика). –
