услышала это слово, мучительно хочется повторения.
– Миссис Арчер, пожалуйста, – умоляет Либби, кладя руку на плечо девочки. – Она еще ребенок. Ей было очень трудно прийти к этому. И мне тоже. Пожалуйста… будьте помягче. Заклинаю… мы с вами ведь обе матери.
Я моргаю.
– Она… ваша дочь?
Либби кивает, утирает слезы рукавом пальто:
– Пожалуйста, если вы просто выслушаете…
– Нет. – Я вскидываю руки. – Сами же сказали, что это ваша дочь. Не может же она быть и вашей, и моей. Как? И вообще, она слишком маленькая.
– Ей столько же лет, сколько и Эми.
– Сколько было Эми. Она что, застряла во времени? Оно остановилось на десять лет? – Сарказм так и сочится из меня.
– Вы ближе к истине, чем думаете, – говорит Либби.
– Убирайтесь!
Я отталкиваю девочку, и она, покачнувшись, спрыгивает с крыльца на землю.
– Мама! – кричит она. – Не прогоняй меня! Я Эми. Твоя дочка. Вот это я сделала. Помнишь?
Она присаживается на корточки у крыльца и тычет пальцем в царапины на ковровой плитке в углу.
– Видишь? – Ее палец указывает на две тонко процарапанные кривые буквы: Э. А. – Эми Арчер, – говорит она. Палец соскальзывает на соседнюю плитку и показывает на другие буквы. – Д. Б. Дана Бишоп. Моя лучшая подруга! Ты еще нас обеих нашлепала за это.
Я ахаю, не в силах выговорить и слова. Сердце бешено колотится.
Девочка встает, проскальзывает мимо меня и заглядывает в прихожую. Ее лицо озаряется, словно она увидела что-то знакомое.
– Та самая статуэтка на полке! Мальчик с удочкой. Папа подарил ее тебе на Рождество. А потом, когда тебя не было дома, разбил, и мы побежали на Оксфорд-стрит покупать новую. У них последняя осталась. Вот, погляди. У него на пятке краска облезла. Папа сказал, ты и не заметишь, и правда не заметила.
Я вхожу и беру в руки фигурку. Руки дрожат. Почти надеюсь, что никакого белого пятна на пятке не окажется, и в то же время дрожу от волнения и надежды на то, что оно есть. Перевернуть статуэтку решаюсь не сразу. Она вся покрыта ровной блеклой краской, не считая белого пятнышка на левой пятке.
Может, оно там и было с самого начала – я никогда не разглядывала статуэтку подробно, она мне не очень-то и нравилась. И все же приходится держать ее двумя руками, чтобы осторожно, не разбив, поставить на полку.
– Я… не понимаю. Это просто…
– Что? – Либби входит в прихожую. – Совпадение? Если бы – нам тогда всем было бы легче. Но это не просто догадка.
– Догадка, и больше ничего, – говорю я и киваю в подтверждение своих слов.
– А вот и нет! – восклицает девочка, и глаза ее наполняются слезами. – Честное слово. Я не стала бы тебе врать. Ты всегда говорила, что врать нехорошо. И я никогда не врала. Ты должна мне поверить, мама.
– Сказала же тебе: не называй меня так, – повторяю я, с усилием отводя глаза от залитого слезами лица ребенка.
Я
