style="font-size:15px;"> – Почему не открывала? – спросил террорист, войдя в прихожую.
Не просто спросил, а вложил обиду в вопрос, чтобы, понятное дело, вызвать комплекс вины у Лены. Она запрокинула голову и уставилась в потолок, тем самым давая понять: надоел, устала, катись к чертям собачьим. Вслух трудно сказать это родному отцу, впрочем, Лена не надеялась, что он по мимике поймет ее внутренний монолог, если не понимает сказанных вслух слов. И не понял.
– Я не расслышал или ты с отцом не хочешь разговаривать?
Она знала все, что он скажет и какой жест сделает после той или иной фразы, какую гримасу нацепит на свой потрепанный портрет. Сейчас папа скреб грязными ногтями небритую скулу, глядя на дочь с укором и одновременно с достоинством. Уж чего-чего, а достоинства у пьяниц навалом. Ни одна труба не качает столько газа с нефтью, сколько достоинства хранится в заспиртованном теле еще не старого, но слетевшего с катушек мужчины.
– Не понял, ты родному папе не рада?
А то по ней не видно! Что плохо: сколько не играй в молчанку, не поможет. У папы, когда он близок к цели, выдержка с терпением – ей бы столько. Но молодость импульсивна, непоследовательна, Лена, твердо решив не вступать в диалог с отцом, сорвалась:
– Не дам!
– Что? – сморщился Евгений Ильич. – Ты мне? Отцу? Который тебя кормил?! Поил! Растил! Надеялся, дочь будет радостью… А ты с ним так, да?
Он заводит себя с одинаковой последовательностью: сначала на слезы, потом на «благородный гнев», под финал выдает истерику. Решив ускорить этот процесс, Лена повторила, теперь уже глядя в его бессовестные глаза:
– Лафа закончилась. У меня нет денег. И теперь долго не будет.
– Попроси у своего, – нашелся папа.
– И не подумаю, – отрезала Лена.
– Значит, отцу плохо, а дочь не хочет облегчить участь. Значит, я отрывал от себя, чтоб ей было хорошо, а она куска хлеба теперь не даст…
Лена оттолкнулась от стены и прошла в кухню, где взяла половину батона, а из холодильника – полпалки копченой колбасы. Вернулась в прихожую, сунула в руки отцу:
– Вот тебе хлеб, вот колбаса. Теперь уходи.
Развернув к выходу папу, который не успел опомниться по причине хронического похмельного синдрома, тормозившего все рефлексы в мозгу, она вытолкала его на площадку и захлопнула дверь.
– Ленка!.. – раздался запоздалый вопль. – Ленка, открой! Я дом подниму…
Несколько раз Евгений Ильич ударился боком в дверь – не помогло. Приставив ухо к щели, он послушал пару секунд и заорал громче:
– Ленка!.. Родная дочь отца выгнала! Воспитал на свою голову! Живешь с богатым мужиком… как последняя… А у него жена, дети… Не стыдно? Кто ты после этого? Ну, подскажи, как тебя называть!
Лена просто-напросто стекла по стене вниз, как смола по дереву, уселась на пол и, обхватив колени руками, уткнулась в них лбом. Она
