меня вид беременной женщины, – сухо отвечаю я.
– Честное слово, Кэм, такой измотанной я тебя еще не видела.
– Спасибо за комплимент. – Я поправляю зажим для волос, потом кладу руку на край ванны.
– А разве ты не должна сиять от счастья? Говорят, беременные женщины просто светятся.
Я пожимаю плечами и трясу головой.
Нижнюю часть живота вдруг пронизывает волна тупой боли. Она уходит столь же быстро, как и пришла. Я морщусь и меняю позу.
– Ты действительно хорошо себя чувствуешь? – с преувеличенной заботой спрашивает Натали.
– Обычные боли и недомогание. Меня предупреждали, что дальше они могут усиливаться. Боли и недомогание, – повторяю я.
Даже не знаю, зачем я это говорю. Наверное, хочу убедиться, что Натали не ищет в моих словах скрытого смысла.
– Тебя так и не тошнит по утрам? – спрашивает она. – Я бы скорее предпочла боль в спине, чем выворачивание наизнанку.
– Нет, меня не тошнит. Нэт, давай сменим тему. Нечего искушать судьбу.
По правде говоря, если бы существовал выбор болей, я бы тоже предпочла боль в спине и пояснице, чем тошноту. Наверное, я одна из тех счастливиц, кто проходит беременность без токсикоза. Мои пищевые пристрастия тоже не поменялись. Либо я просто чудо, либо все эти беременные, заедающие мороженое маринованными огурчиками, не правило, а исключение.
Я вылезаю из ванны, заворачиваюсь в полотенце. Мы с Натали обнимаемся, и моя лучшая подруга уходит.
Растягиваюсь на кровати и вспоминаю, насколько же она удобная. Не скажу, чтобы я сильно скучала по этой комнате или испытывала жгучее желание вернуться в свою прежнюю жизнь. Нет, я и сейчас стараюсь держаться подальше от прежней жизни. Это было главной причиной, почему я разрывалась между желанием вернуться домой и остаться в Техасе. Я скучала по маме и по Натали. Должна признаться, я вообще скучала по Северной Каролине. Но моя тоска по родным местам была не такой, чтобы все бросить, вернуться сюда и снова жить так, как когда-то. Я не напрасно вырвалась из той колеи и в нее уж точно не вернусь.
Натали и Блейк звали меня пойти развлечься. Я отказалась. Останусь дома и лягу пораньше. Вечеринка сильно утомила меня. Теперь я быстрее устаю и дольше восстанавливаюсь. Да и боль в спине не прекратилась со всем. Ее приливы и отливы мучили меня еще несколько часов.
Эндрю заползает в кровать, ложится на бок, подперев голову.
– У меня такое ощущение, что нам нужно было лечь в другой комнате, – говорит он и улыбается. – А в этой прошло твое детство.
Я тоже улыбаюсь и натягиваю на себя одеяло. В комнате слегка прохладно, и я мерзну. Накрываюсь почти до подбородка. Мои пальцы тонут в пушистом одеяле.
– Если бы здесь был мой отец, – усмехаюсь я, – ты бы ночевал в комнате Коула.
Эндрю придвигается ко мне и обнимает за талию. Может, он решил воспользоваться тем, что мы наконец-то одни? Нет. Выражение его лица делается серьезным, а рука перемещается к моей макушке.
– Я
