письмо?
– Да, конечно.
Самарин достал из внутреннего кармана сложенный вдвое конверт, передал его Одье, и пока тот, водрузив очки на нос, читал письмо, время от времени возвращаясь к строчкам, которые, видимо, более всего заинтересовали его, Самарин рассматривал гостиную, в которой принимал гостей руководитель Швейцарской миссии в Петрограде.
Внешне гостиная как гостиная богатого петербургского дома, хозяева которого не поскупились на ее отделку, но что заставило Самарина насторожиться, так это характерные следы того «революционного» погрома, который стремительным вихрем пронесся не только по дворцам петербургской знати, но и по дому Фаберже. И это казалось более чем странным, так как он уже давно был сдан в аренду Швейцарской миссии, вся движимость и недвижимость которой охранялись Декретом о защите собственности иностранцев.
Одье дочитал письмо до конца и, уже возвращая его Самарину, спросил:
– Что бы вы хотели выяснить еще? Я внимательно прочитал письмо, и, как мне кажется, мой друг Карл изложил в нем всю суть этой неприглядной истории.
– «Неприглядной» почему?
– Да потому, что это ограбление ложится темным пятном как на мое имя, так и на имя Мартина Андерсена. – Он стащил с носа тяжелые, массивные очки в роговой оправе, протер платком начинавшие слезиться глаза и с долей скорби в голосе произнес: – Признайтесь, у вас тоже мелькнула мысль, что к этому ночному налету причастен и я?
Даже не помышляя перебивать посла возражениями типа «Как вы только могли подумать об этом?», Самарин только пожал плечами, однако Одье продолжал гнуть свою линию:
– Я уверен, что подумали, и не надо кривить душой. Да и как не подумать, если Карл передал мне на хранение столько драгоценностей, что об их истинной стоимости даже подумать страшно. До поры до времени этот проклятый саквояж вместе с его чемоданами хранился вот в этом самом доме, как вдруг я получаю информацию о готовящемся ограблении нашей миссии. Естественно, что я испугался, в тот же вечер переговорил с послом Норвегии, кстати, моим хорошим другом, и перевез саквояж Карла и его чемоданы в посольство. Естественно, вместе с моими чемоданами, за сохранность которых я тоже испугался. И тут же, когда мы были в командировке, вооруженный налет на посольство.
Одье замолчал, видимо, в очередной раз переживая весь ужас случившегося, и его лицо скривилось в вымученной усмешке.
– Согласитесь, – скорбно произнес он, – подобное стечение обстоятельств наводит на определенные размышления, которые могут привести к черт знает каким выводам. А я честный человек, за годы службы ни одного франка не утаил от государства, но даже не это главное. Главное то, что Карл был и остался моим близким другом, а тут вдруг такое пятно на мне.
– То есть, вы хотите сказать, что кое-кто, а возможно, что и сам Фаберже, могут подумать о вашей причастности к хищению ценностей?
– Да, именно это я и хотел сказать. – Лоб Одье покрылся испариной, и он уже
