Из вашей ватаги ушли все. Все десять мальчиков, – зашептались девочки, округлив глаза.
– Из моей? Я что, командовала взрослыми парнями? Они слушали меня? – это меня сильно потрясло.
Ужасу моему не было предела. Вот начудила, так начудила! А почему я? Это Селина–Викинг шалила. Да, а отвечать мне! Если сразу не пришибли, значит, поживу ещё. Но ведь и не лечили, думали, сама помру. Я и здесь поперёк всех пошла. Вылезла, выкарабкалась. Но я ведь не Селина! А как она появится? Тогда меня в рабство продадут. Полный пипец! Я снова заревела, и девки, перепугавшись, убежали, закрыв дверь.
Утром пришла кормилица и принесла полную тарелку всяких ягод. Здесь было немного малины, ежевики, тёрна, смородины и лесной клубники. Сверху лежал кусок хлеба. Недоставало сахара. Но это – больная тема здешних обитателей. По–моему, этого никто не видит.
– Матка, курка, яйко, млеко, давай–давай! Цукор, бутер, брот, давай–давай! – стала я вспоминать советские фильмы про войну.
Я бормотала это с полным ртом, глядя в тарелку. И вдруг услышала полный горечи, скорбно звучащий ответ:
– Найн цукор, найн брот, ништ аллес. Битте аллес эссен.
Я была в шоке. Она услышала моё бормотание и ответила. Я в школе учила английский – и везде ни бум–бум. Будет говорить, а я её не пойму. Следить надо за языком! Фильтровать базар!
Кормилица вскоре ушла, вновь пришли девки.
– Ваша кормилица утром в лес ходила, ягоды собирала для вас. Она вас любит, как свою дочь. Вы только родились, а она за неделю до вас родила сына, Юргеном назвала. Вот вас ей и отдали, освободив от остальных работ. Её из похода Конунг уже беремчатую привёз. Наши отцы привозят нам из походов рабов, они на нас даже глаза не могут поднять. А мы любого можем отлупить, оттаскать за волосы. Ваша тоже не подарок. Мы лупим её сына, а она закрывает его собой и шепчет: «Бейте, бейте». Так смешно, – смеясь, рассказывали они.
– Не «бейте, бейте», а «пожалуйста, не бейте», – зашипела я.
– Да какая нам разница, что там шепчет рабыня? – смеялись они, не замечая, как у меня портится настроение.
– А я тоже смотрела и смеялась? – спросила я, зверея.
– Нет, потом вы нас били, пока Конунг вас домой
не забрал, – перестали они смеяться.
– Идите отсюда, пока я вас снова не отлупила, – прошипела я.
Девки с грохотом убрались. А я снова легла. Зашла кормилица, и я спросила её, где мои вещи. Она пожала плечами.
– Где мне взять другие вещи? Не буду же я голая ходить? – возмутилась я.
Она ушла в угол комнаты и открыла огромный сундук. Я соскочила с топчана и чуть не лишилась дара речи. Чего тут только не было! Я вытаскивала и бросала на пол связки шкурок рыжих и чёрно–бурых лисиц, нутрий, белок, норок разных оттенков, шкуры рысей, медведя и волков. На дне лежали большими кусками отрезы парчи, бархата, шёлка очень тонкого белого, сорочечного материала. Посреди этого великолепия – шуба из рыжей лисы.
Я не ханжа, но всегда хотела иметь шубу из
