завалил всю детскую новыми игрушками, не было такого желания ребенка, которое он не старался бы немедленно исполнить, каждое утро он приносил ей из своего сада большой букет мальв и целыми днями, как нянька, возился с ней.
Если лекарство было горькое и девочка неохотно принимала его, то Лева сначала сам принимал его и затем серьезно уверял, что оно вовсе уж не так дурно и что он готов пить его сколько угодно!
Если девочка отказывалась от еды, то Лева накрывал маленький столик около ее постели, усаживал перед ним куклу и сам тоже садился обедать.
Это очень занимало Иринку, и она охотнее и с большим аппетитом принималась за еду.
Старый доктор сделался теперь почти своим человеком в семье Фоминых и каждый раз подолгу засиживался у постели своей маленькой пациентки. Он очень полюбил кроткую Иринку и с удовольствием рассказывал ей всякие смешные истории, искренне радуясь, если ему удавалось при этом вызвать веселую улыбку на бледном лице девочки.
Но здоровый организм ребенка лучше всяких лекарств способствовал восстановлению сил, и Иринка с каждым днем видимо крепла и поправлялась. Лицо ее уже не имело прежнего воскового оттенка, черные круги под глазами исчезли, на бледных щеках появился легкий румянец, и в доме снова раздавался ее веселый, ласковый голосок.
В конце второй недели ей уже было разрешено на несколько часов вставать с постели и переходить в столовую, пока ее комнату проветривали и убирали.
Лева придвигал к большому столу уютное кресло, укладывал на него подушки и сам переносил на руках Иринку, так как от слабости она первое время совсем не могла ходить.
О предстоящем скором отъезде Субботина в Петербург старались при девочке вовсе не говорить, и сама она никогда не спрашивала о нем, словно совсем позабыла об отъезде.
Только по временам Иринка казалась теперь немного грустной, и взор ее иногда подолгу останавливался на молодом человеке.
Случалось, что она целыми днями была как-то особенно молчалива, вяло и неохотно играла с игрушками, и старому доктору тогда с трудом удавалось вызвать бледную улыбку на ее печальном лице.
Если Лева почему-нибудь случайно запаздывал и не являлся в условленное время, она всякий раз начинала сильно волноваться и успокаивалась, только когда Субботин наконец входил в ее комнату, садился у постели и брал ее руку.
А между тем время летело неимоверно быстро, и Лева не мог дольше откладывать отъезд в Петербург.
В начале сентября начинались занятия в университете, и его присутствие в городе было необходимо.
Как тут быть?
Лева решил посоветоваться с доктором, которого очень полюбил за последнее время.
Однажды вечером, вернувшись домой, он застал у себя на столе письмо от матери.
Надежда Григорьевна требовала немедленного приезда сына в Петербург, она напоминала ему об университете и сердилась, что бабушка не хотела понять этого и так долго задерживала его в Муриловке.
Лева
