у этих малышей рваные сапоги и грязные рубашонки… Но хорошее побуждение недолго гостит в моей душе. Через секунду я уже чувствую себя владетельной принцессой, а всю эту оборванную детвору – моими покорными слугами. Сердце мое преисполнено гордости. Я точно вырастаю в собственных глазах и милостиво киваю ребятишкам, хотя никто из них и не думает кланяться мне.
Пони трогается, шарабан за ним, и соседские ребятишки остаются далеко позади…
– А вот и Воронской со своей малюткой! Что за прелестное дитя! – слышится за моей спиной чей-то ласковый голос, едва мы появляемся в зале Павловского вокзала[2], уже полной народа – взрослыми и детьми.
– Ничего особенного, – отвечает другой. – Разрядили, как куклу, поневоле будет мила. Взгляните лучше на Лили́. Вот это действительно прелестная девочка! Сразу видно, что она из аристократической семьи, – не унимается голос.
Я хочу оглянуться и не успеваю, потому что мы с Солнышком в эту минуту входим в огромный зал.
На эстраде сидят музыканты, гремит музыка. Какой-то длинноусый человек машет палочкой вверх-вниз, вправо-влево перед самыми лицами музыкантов. Мне становится страшно за музыкантов. Я боюсь, что длинноусый непременно побьет их своей палочкой. Я хочу выразить свое опасение отцу, но тут к нам подбегает, подпрыгивая на ходу, стройная огненно-рыжая девочка в шотландской клетчатой юбочке, с голыми икрами (чулки едва-едва доходят ей до щиколотки) и вскрикивает радостно, приседая перед моим отцом:
– Месье Воронской! Здравствуйте. Папа прислал меня к вам.
– А, Лили! Очень рад вас видеть. А вот и моя дочурка, познакомьтесь, – ласково отвечает ей мое Солнышко.
Рыжая девочка едва удостаивает меня взглядом. Ей лет семь-восемь на вид, но она старается держать себя как взрослая. Это уродливо и смешно.
Мне эта рыжая девочка совсем не нравится. У нее такое гордое лицо… И шотландская юбочка, и голые икры – все, решительно все мне не нравится в ней. И поэтому меня злит, что Солнышко так ласково разговаривает с ней.
– А мы и не поздоровались с вами как следует, Лили, – говорит Солнышко, – можно мне по целовать вас?
Что? Или я ослышалась?
Солнышко хочет поцеловать чужую девочку? Нет! Нет! Этого нельзя, нельзя! Или он, Солнышко, не знает, что ему можно ласкать одну только свою Лидюшу?
И прежде чем он успел приблизиться к рыжей головке, я бросилась к нему с громким криком:
– Не хочу, не надо! Не надо, папочка!
Позади нас кто-то рассмеялся.
– Хорошенькое воспитание дают ей тетушки! – слышится поблизости язвительная реплика.
– Сиротка! Что поделаешь!.. Без матери всегда так, – говорит другой, уже знакомый мне голос.
Живо обернувшись, я вижу сухую старушку с черепаховым лорнетом у глаз.
Прежде чем Солнышко успевает остановить меня, я быстро вырываю свою руку из его руки, мелкими шажками подбегаю к старушке с лорнетом и, дерзко закинув
Существовала традиция устраивать танцы и концерты (особенно местных военных оркестров) в залах вокзалов, поскольку поезда ходили редко и огромные помещения пустовали. Такие танцевальные утра проводились и в зале Павловского вокзала.
