будет приходить играть с тобой. Хочешь?
– Хочу! – говорю я радостно.
До сих пор я никогда не играла с детьми. Тетя Лиза и Солнышко тщательно оберегали меня от детского общества, боясь, чтобы оно не влияло дурно на мой слабый организм. Коля Черский был первый товарищ, с которым мне позволили играть.
Я весело вскочила следом за папой в шарабан, Коля поместился против нас на переднем сиденье, поджав ноги и сложив руки на коленях, как пай-мальчик.
Пони тронулся с места, и шарабан покатился по тенистой аллее Павловского парка к Царскому Селу.
Глава V. Мальчик-каприз. – Женщина в сером. – Первое горе
Два коршуна высоко поднялись в небо… Один ударил клювом другого, и тот, которого ударили, опустился ниже, а победитель, торжествуя, поднялся к белым облакам и чуть ли не к самому солнцу.
Я внимательно слежу за тем, как побежденный кувыркается в воздухе, силясь удержаться на своих могучих крыльях. Мои дальнозоркие глаза видят отлично обоих хищников. Окно в сад раскрыто. В него врывается запах цветущего шипов ника, который растет вдоль стены дома. Белые об лачка плывут по небу быстро, быстро…
Мне досадно, что они плывут так быстро… И на коршунов досадно, что они дерутся, когда отлично можно жить в мире… И на шиповник досадно, что он так сильно пахнет, когда есть другие цветы – без запаха! А больше всего досадно на то, что надо молиться… Я стою перед одним из углов нашей столовой, в котором висит маленький образок с изображением Спасителя. Тетя Лиза стоит рядом со мной в своем широком ситцевом капоте[5], кое-как причесанная по-утреннему и, протирая очки, говорит:
– Молись, Лидюша: «Помилуй, Господи, папу…»
Я мельком вскидываю на нее недовольные глаза. Лицо у тети, и так всегда доброе, без очков кажется еще добрее. Голубые ясные глаза смотрят на меня ласково. Милая тетя думает, что я забыла слова молитвы и подсказывает их мне снова:
– «Господи! Спаси и помилуй папу…» Говори же, Лидюша, что же ты!
Я молчу. Смутное недовольство, беспричинно охватившее меня, когда я поднималась с постели, теперь с новой силой овладевает мной. Знакомый мне уже голос проказника-каприза точно шепчет мне на ушко: «Не надо молиться. Зачем? От этого ни добрее, ни умнее не будешь».
А тетя шепчет в другое ухо:
– Стыдно, Лидюша! Такая большая девочка – и вдруг молиться не хочет!
Но я молчу по-прежнему, точно воды в рот на брала. И смотрю в окно помутившимися от глухого раздражения глазами. Коршуны давно уже перестали драться, но облака плывут все так же скоро. Ужасно скоро! Противные, хоть подождали бы немножко! И несносный шиповник так и лезет своим запахом в окно.
Гадкий шиповник!
Тетя говорит уже не прежним ласковым голосом, а строгим:
– Лидюша! Да начнешь ли ты, наконец?
Тут уж меня со всех сторон окружают цепкие клещи невидимого проказника-каприза. Раздражение мое растет. Как? Со мной, с божком семьи, с общим кумиром, говорят таким образом?
– Не
Капот – просторная женская домашняя одежда с рукавами и застежкой спереди.
