вскоре вернулись, таща под руки какого-то тридцатилетнего парня интеллигентного вида с увесистым свёртком под мышкой. Он был немного навеселе и не сопротивлялся, только всё время твердил: «Ребята, это ошибка, я не знаю ни о каком кошельке»…
И лишь когда в отделении развернули свёрток, и дежурный стал с любопытством листать «Раковый корпус» Солженицына антисоветского издательства «Посев», до него дошёл смысл происходящего. Парень резко протрезвел, и отыскав глазами Женьку, жалобно поинтересовался: «Что я тебе сделал?» В ответ тот потупился и промолчал.
На обратном пути к метро Плесков бросил вскользь:
– Думал: серьёзное дело, а тут всего лишь двух непутёвых любителей книжек помогли выловить, – и покачал головой.
– Ты сам такие книжки читал? – поинтересовался Николай примирительным тоном.
– Конкретно эти – нет, но другие на одни сутки приносили. Когда ночью по диагонали читаешь, успеваешь лишь в суть вникнуть.
Женька смолк и остановился как вкопанный, словно уткнувшись в фонарный столб. Впереди подмигивала огоньками площадь перед вокзалом.
– Хорошо хоть в нашу Тмутаракань метро теперь ходит, – заметил он будничным тоном. – А то раньше прождали б с час автобус…
Пока спускались по эскалатору и тряслись в грохочущем вагоне, оба сосредоточенно молчали.
– Станция Каширская, платформа справа!
– Где обитаешь? – внезапно поинтересовался Женька.
– Комнатка в пятиэтажке возле ДК.
– Соседи, – вздохнул Плесков. – Зайдём в «Дубки» напротив института, посидим немного? Обмоем знакомство.
Пока не спеша обходили необъятную стройку, Плесков сосредоточенно думал о чём-то, и лишь усевшись за столик, заметил:
– Чудак этот всё перед глазами стоит. Взял и просто так испортил человеку жизнь. Как его хоть звали, не узнал?
– Павел, твой ровесник, фамилия какая-то чудная, на старорежимную похожа. Он на трубе в одном известном оркестре играет.
– Больше играть не будет, – Женька разом опрокинул рюмку и виновато посмотрел на Колю. – Здесь у метро кокер-спаниель уже дня с три рыщет в поисках хозяина. Бросили, а может сам, когда поводок отстегнули, почуял свободу и потерялся? Он же никогда к бродячей жизни не привыкнет. А вокруг шавки, так и ждут случая, чтоб вцепиться ему в горло. Ты в глаза ему загляни, человеческая неодолимая тоска. Так вот, у Павла этого, когда в ментовку привели, такой же взгляд был…
Женька опрокинул ещё рюмку и ударился в воспоминания. Николай рассеянно слушал его, а перед глазами стоял несчастный, брошенный кока с человечьим взглядом…
III
Поздняя осень в середине 50-х. Городок потерялся в вековых елях уральских отрогов. Отца недавно перевели сюда служить. Оставив младшего брата с бабушкой, Женька с матерью приехали к нему в конце лета и поселились на огороженной территории
