на кафедру. Она представляла собой пеналообразную комнату, всю уставленную по периметру глухими шкафами и поцарапанными столами. На них пылились здоровенные компьютерные мониторы эпохи 90-х – как некие утесы, о которые разбивались волны пожелтевших методичек и прочего бумажного хлама. Здесь не пахло ни историей, ни археологией, лишь прошлогодний настенный календарь с фото столпов у Дворца дожей в Венеции напоминал о них.
Колюбакин очистил стул от каких-то расписаний и приказов и предложил мне сесть. Сам он пристроился на краешке соседнего стола, развязно покачивая ногой.
– Косячок марихуаны, коллега? – вдруг предложил он.
– Благодарствуйте, не употребляю, – ответил я, ошарашенный.
– А я думал, в Москве все теперь продвинутые.
– В каком смысле – продвинутые? Наркоманы, что ли?
Доцент поморщился.
– Бросьте. Весь Амстердам, говорят, пропах марихуаной, так что же – там все наркоманы? Передовая общественность нашего города ведет борьбу за легализацию марихуаны как психотонизирующего средства.
– А, скажем, кокаина?
Колюбакин погрозил пальцем:
– Вы, я вижу, шутник. По кокаину вопрос остается открытым.
– Это обнадеживает. Но неужели вы прямо здесь хотели забить косячок?
– Ну да. Не во двор же идти к студентам? В туалет мне вас приглашать неудобно. А что до запаха, то потом проветрили бы.
– А если бы кто-нибудь зашел?
– Никто сегодня уже не зайдет. Только уборщица часа через два. Однако закроем тему: вы, кажется, еще находитесь в плену у предрассудков. Я, на всякий случай, ничего вам не предлагал и буду это отрицать, если вы захотите…
– Оставьте, у меня другие проблемы. Скажите мне: почему этруски стали темой конференции?
– Это надо у ректора и Хачериди спросить. Нам, татарам, всё равно – этруски или не этруски. Видимо, на этрусков был спрос: вот и финансирование под них удалось выбить. Из Москвы, заметьте! Иностранцев выписали, дорогу оплатили!
– А лично вас этруски, как я понял, не интересуют?
– Не то чтобы не интересуют… Видите ли, я не верю в их существование.
– Ого! Что ж, по-вашему, их не было?
– Почему не было? Просто это те же римляне.
– Вот как? А отчего же этруски имели другой язык и письменность?
– Я не уверен, что другой. Мало, что ли, народов, использовавших два вида письменности? Скажем, хорваты еще в начале двадцатого века писали и латиницей, и глаголицей.
– С помощью глаголицы, однако, можно читать по-сербскохорватски. А этрусскими буквами по-латыни – нет.
– Ну, это если воспринимать этрусский алфавит как буквенно-звуковой. А если он слоговой – по типу иероглифического? Все мучаются, расшифровывают… А может, надо посредством латыни кодифицировать эту слоговую азбуку?
