этом Саша не был трусом, хотя сам никогда ни к кому не лез, но вызванный на бой, дрался яростно и большей частью выходил победителем. Однажды он был сильно избит юнкерами второй роты за то, что вступился за Извольского.
Как потом выяснилось, Кир был сам виноват – проигрался в пух и прах, не мог отдать долга. Юлил, выкручивался и, в конце концов, был почти пойман на краже денег у такого же, как он, юнкера. Вот это «почти» и клятвенные уверения друга, что денег он не брал, с игрой завяжет и больше никогда и ни за что, позволили Михайлову вступиться и прекратить разборки. В тот же вечер, когда он возвращался из увольнения, его поймали четверо парней и жестоко избили. Кирилл был в гневе, требовал от Саши выдачи начальству тех, кто его бил, для расправы над ними. Друзья тогда крупно повздорили.
– Кир, пойми, не могу я доносить! Сроду таким не занимался, – Саша прикладывал принесенный денщиком из лавки кусок говядины к «фонарю» под глазом.
– Сашка, но они ж избили тебя. Ты знаешь, кто, это недостойно будущего офицера, – никак не мог успокоиться Извольский.
– Недостойно? А в карты играть достойно? Деньги чужие брать достойно? – Михайлов вопросительно посмотрел на друга.
– Саша, я… но ты же, – залепетал Кирилл, бледнея, – ты знал?
– Догадывался. Надеюсь, ты найдешь в себе силы попросить денег у матери или у дяди и как-то вернуть их Олсуфьеву? Помни – ты обещал.
– Помню, – вздохнул Извольский, но тут же начал кричать и ругаться, доказывая, что Михайлов ничего не понимает, денег взять негде – ни мать, ни дядя не дадут – а единственный способ достать их – сесть за карточный стол.
– Кир, мы с тобой друзья с корпуса, ты дорог мне как брат, но этой затеи я не поддержу. Если пойдешь играть, расскажу все ротному. Пойми, для тебя же, дурака, стараюсь, погибнешь ты там.
– Сам ты дурак, и ничего не понимаешь! – Кирилл выбежал из дортуара и до вечерней поверки бродил где-то, не показываясь на глаза Михайлову. А ночью, когда все спали, перебрался к нему на кровать, где они долго придумывали, как выйти из непростой ситуации, в которую Извольский себя загнал.
– Вашбродь, станция скоро, – мимо прошел давешний проводник, и поручик вернулся к действительности, – через пять минут прибываем да полчасика постоим. Ночь-то какая звездная, морозец небольшой. – Михайлов кивнул, соглашаясь, и прошел в купе за шинелью и портсигаром – снова хотелось курить.
Едва поезд затормозил, поручик поторопился к выходу, споро надевая шинель в рукава. На улице в самом деле было морозно, но не зябко – стоявший на соседней платформе состав загораживал их от ветра. Остановившись недалеко от своего вагона, Саша сунул руки в карманы и поднял голову – темное звездное небо расстилалось куполом, прямо над ним мигая созвездием Кассиопеи.
Он тут же вспомнил легенду, которую рассказывал старик-астроном, и ее – Анечку. Словно опять услышал тот вальс, их первый вальс на балу в Екатерининском институте.
Как
