еще после сна вдруг схватил озноб, ветер на улице был такой, что пробирал насквозь, сыпля в лицо мелкие иголки льда. Пришлось пробежаться. Неудобно с сумкой и термосом, не успела толком собраться, торопилась. Зато хоть чуточку поспала. Может еще в дороге получится.
Подошла к пассажирской двери и уже хотела выругаться. Как ей лезть на такую высоту? В грузовике ей еще не приходилось ездить. Но не успела даже версий напридумывать, с машины выскочил водитель, подошел сзади. Открыл дверцу, и схватив ее под мышки, подкинул вверх. Успела зацепиться за поручень и одной ногой встать на приступок. Как каракатица, заползла внутрь, ощущая поддержку огромной лапищи на своем заде даже через толстый пуховик. Ай, к чему тут нежности, сама виновата, раздалась за последние месяцы, неуклюжая стала!
Ахнула, покраснела, как девчонка. Когда поняла, кто ее там сзади подпихивал. На водительское сидение уверенно пристроился Пётр. Молча кивнул, осмотрел ее всю с ног до головы и, включив большим рычагом скорость, тронулся с места.
Все за секунду встало на свои места. И сговорчивость председателя, и выбор машины. Ни микроавтобус, ни легковушка, а именно грузовик, на два места. До такой степени разозлилась, что начало бить крупной дрожью. Ну кто вот просит лезть в ее жизнь? Разве не дала она ясно понять, что не интересуется ни Петром, ни вообще мужчинами?
Машина резко затормозила. Сердце ухнуло куда-то вниз. Рыжий, бросив руль, наклонился почти вплотную к ней. Настолько близко, что она ощутила этот его запах. Мужской, настоящий. Приправленный дубленой кожей тулупа и можжевеловым настоем.
Петр протянул руку куда-то за спинку сиденья и, словно фокусник, вытянул огромную, плотно сложенную шерстяную кошму. Развернул, накрыл ей ноги, и руки, и плечи, подоткнул полотно со всех боков, как для маленького ребенка. Насмешливо взглянул в испуганные вытаращенные глаза, а потом, как ни в чем не бывало, поехал дальше.
Еще долго не могла прийти в себя. Голова закружилась даже. От заботы. От испуга. От этого его молчания. И запаха. Неужели она еще живая. Зачем это все? Зачем бередить то, что она давным-давно схоронила? Не женщина она уже. И даже не человек.
Так, пыль…
Тень самой себя…
Осколок прошлого, так скоро канувшего в Лету…
17
С Игорем жилось неплохо.
Она его практически и не видела. Муж постоянно на практике, она – на учебе и подработке. Вечером Игорь ничего не ел, заходил по пути из цеха к родителям. Ужинал у них, экономил. А Люда по привычке заваривала геркулес. Утром пили чай с бутербродами – обжаренный на маргарине батон, присыпанный сахаром. Иногда муж приносил подарки – банку варенья от тетки, маленькое яблоко, сорванное у кого-то в огороде, или горсть недоспелой смородины.
Комнату им выделили в новом семейном общежитии. Только там, в отличие от студенческого, совсем не было мебели. Игорь притащил откуда-то старый матрас,на нем и спали. Ели на подоконнике. Зато в самой комнате имелась электрическая плитка. И санузел на четыре
