любви… Это – лишь красивая, по простому радостная, но малая составляющая их любви, их ставшего чудесного единения и обретения друг друга. Войцех, она верит, будет любить ее даже тогда, когда ее грудь обвиснет, лицо покроется морщинами, а ноги станут испещрены венами. Не это влечет его к ней. Не это их соединило. Не это сохранит их близость во времени.
Все эти мысли, переживания и воспоминания, проносятся в Магдалене, пока она разглядывает себя в зеркало, приводит себя в порядок, варит кофе на старой деревенской кухне, в окружении подвешенных под потолком медных сотейников и связок с луком. Она всегда любила деревню, тишину, таинственность окружающих деревенские дома садов, архаичность деревенского быта. Даже это сегодня чудесно… нет, сегодня решительно ее день! Да и вообще – она почему-то уверенна, что счастье пришло в ее судьбу и жизнь отныне прочно, вот ей же богу…
Таким образом, в тот час, когда сотрудники Ягеллонского университета уже дважды стояли под репродукторами в неоготических коридорах и слышали выпуски трагических, словно гром с неба неожиданных новостей, когда профессор Житковски успел многократно обмыслить эти новости и обсудить их с Кшиштофом Парецки и паном Мигульчеком, а ректор университета Тадеуш Лер-Сплавинский сдерживал шаг в зал для церемоний, думая о словах, с которыми должен обратиться к публике, когда польские части вступали отчаянные бои с немцами под Данцигом, Тчевом, Закопане и многими другими городами, дипломаты же разных стран, в многочисленных кабинетах и цепко глядя друг на друга, обсуждали случившееся и необходимые немедленно действия, Магдалена пребывала в блаженном неведении относительно происходящего в мире и ее стране. Для нее всё еще длилось чудо последнего, неожиданно похолодавшего летнего вечера, бывшей за вечером ночи и обещанного пением птиц в саду и запахом яблонь счастья близости и любви. Удаленная от профессора Житковски на добрых пять километров и четыре часа их раннего в полутьме расставания, она испытывала, собственно, те же чувства и то же могучее дыхание самых трепетных и личных надежд, что и он, просто как-то по своему. Лишь уже очень высокое стояние солнца, замелькавшего над кронами яблонь, заставило ее подумать о том, что происходит вокруг и увидеть примостившееся над вязками лука, на полочке для молочных крынок радио. Включив его, она как раз попала на одиннадцати часовой выпуск новостей, в котором тенор Юзефа Малгожевского сообщил ей то же, что три часа перед этим и всей Стране Польской… Магдалена присела на табуретку возле плиты… через несколько мгновений выражение ее лица стала каким-то невероятно сосредоточенным… Спокойным, но быстрым движением, она отставила чашку с кофе, такими же спокойными, быстрыми, четкими и контролируемыми движениями поднялась наверх, надела темно-синее платье, в котором вчера приехала и спустилась к выходу, внезапно обнаружив,
