над раздавленным червячком. Сочувствовала каждой твари. Наделенная Богом необыкновенной красотой и мягкостью, Лида входила в любое сердце без стука. Огромные, ласково-безответные карие глаза, маленький носик, пушистые светлые волосы. Ангел с иконы, да ко всему и верующая. Матушка ее иногда даже боялась: до какой степени мягка, добра, что будет?
Училась Лидочка в школе хорошо. Да и учителям приятно было ставить ей пятерки. Способная, ласковая, словно жаворонок весенним ранним утром. Что же за девочка такая? Понять никто не мог.
Вот ей и 17 стукнуло, не усмотрела мама, как окрутили дочку. Так в народе «краденую» свадьбу называют. Матушка против. Но кто ее спрашивал? После Лидочка объясняла двоюродной сестре.
– Если б не вышла замуж, убил бы он меня…
– Ах, ты, горемычная…
Долго мучил девушку, нож к шейке приставлял. Сошлись, живут. Ребенок уже родился, первенец. Радуйся, счастье-то какое – верующая, кроткая жена, уступает, слово не обронит…
На Руси женщинам живется не просто. Видел ли кто, чтоб в семье было ладно, да гладко? А в основном, как пили раньше, так и сейчас пьют. Как били, так и по сию пору бьют. И делают все по-молодецки, на славу. Пьют – себя не помнят. Бьют – чтоб мозги вторая половина потеряла. Смертным боем калечит пьяный мужичонка. Силы набирается демонической и уродует, уродует. До крови, до потери сознания. Женщина превращается в запуганное, странное существо. Дрожит, сердце замирает и молчит, молчит. Лидочку он бил, в основном, по голове. Ребенка ли кормит, второго ли. Разве что значит для изверга – детей своих пугает, мать их калечит? А Лида? Терпит. Только еще больше Богу молится, старательней угождает супругу. Даже непонятно, чьего гнева она боится больше – Божьего или мужнего. Может, жалела его, как только на Руси умеют, почти как свое больное чадо? А людям вид подавала – боится, чтоб не смеялись над несчастной горемыкой…
Даже повенчалась с ним. Но Господь, видя такое смирение, силы давал. Все-то ей нипочем. В храм ходит, в хате убирает: обеды вкусные варит, детей воспитывает. Кто не знает ее жизни, скажет: «Счастливая!»…
А вдруг и счастливая? Может, Ангел Господень спускается к ней каждый день и укрепляет своей дланью на терпение великое? Муж-то не работает, никакой помощи от него нигде – ни по дому, ни на огороде. Только затрещины. И крайняя бедность. Если б не мамочка, пропала бы с тремя детьми. Она на старости лет работала, их содержала. Бывало, придет навестить, а детки палец к губам прикладывают: молчи мол, папу пьяного разбудишь, все пропадем. Сердце кровью обливается – уроки, бедные, в туалете учат, от шума скрываются.
Сельчане недоумевали: откуда у Лиды берется это смирение, чем питается? У нее же на все один ответ:
– Господь терпел и нам велел…
Ей отвечали:
– Но Он же Господь! А ты – человек, где силу берешь?
– Он меня и укрепляет… Не пострадаем на этом свете, на том в рай не попадем…
Но вообще-то
