перекинул ее через спинку единственного стула, оставшись в белой рубашке. Да, верно, кто же еще носит рубашку под толстовкой?
– Давай раскладывайся, приводи себя в порядок, а потом отправимся гулять. Сегодня нас ждет центр города, а потом вечером пойдем в «О, Рама!», – размашисто двигая руками, как щедрый барин, говорил Цвет, прохаживаясь по комнате.
– А что в центре интересного сегодня? Из мероприятий, – бодро спросил Зарёв.
– Книжная ярмарка, она каждый год открывается. Так…– Антон сел на подоконник. – Байкеры вроде еще не приехали, исторических фестивалей сегодня вроде бы нет… Конечно, будут спонтанные выступления уличных групп.
– Тоже неплохо. А что за вид из окна?
Коля подошел и отодвинул тяжелую однотонную занавеску:
– А, да, конечно же, на легендарный двор-колодец. Одни стены вокруг и дворик в пять человеческих шагов…
– А ты на что рассчитывал?
– Еще не переключился после поездки, – подмигнул другу Зарёв. – А небо у вас высоковато… Только на самом верху и увидишь. Настоящий колодец!
– Вот вам, туристам, только и удивляться этому! – рассмеялся Цвет, скрестив руки на груди.
– Кто бы говорил, сам сюда приехал два года назад, – подначивал Николай друга, вернувшись к вещам.
– Но успел уже пропитаться местным колоритом.
– Надеюсь, очень надеюсь…
В первых числах октября 1993 года в этой квартире умерла Агафьева Соня Николаевна. Родившаяся еще при царе, она прожила в этом городе долгих 85 лет. Она видела две осады города, омыла своими бессильными слезами все голодные и холодные зимы, во время гражданской войны потеряла в застенках Крестов отца, а в 37 году и обоих братьев. Правду об их аресте и расстреле она узнала только во время оттепели. Но вот пало красное знамя, вновь взметнулся триколор, и старушка внезапно умерла. 4 октября 1993 года состоялись похороны.
Гроб для Сони Николаевны, крышка которого встречала гостей в прихожей, одним своим видом напоминал всем собравшимся о том, что гроб – это просто продолговатый ящик. Большего смысла без тела внутри ему придать решительно не получалось. Впрочем, старушка уже заняла своё место в центре комнаты в этом фанерном ящике на двух табуретках. Усопшая, с шеи до пят закрытая всеми возможными полупрозрачными обрядовыми покрывалами, одетая в черные одежды, обернутая любимой шалью, лицом совсем на себя похожа не была. Перед гостями лежала сухая тощенькая старушка, и если бы не любимый всеми бирюзовый платок на ее голове, то никто бы и не узнал пухленькую веселую Соню Николаевну, что так любила собирать у себя друзей, знакомых, родных и кормить их своей превосходной кухней.
Её муж Иван Осипович, герой войны, встречал гостей и подтверждал их самые страшные догадки:
– Да, да, она тяжело болела. Очень сильно мучилась в последние недели. Да, правда, что пришлось ампутировать ногу, началась гангрена. Полгода прожила с одной ногой.
