льгот,
друзей на базе нет,
и запись на пять лет вперёд
в родимый сельсовет…
И, скорбно сняв с груди медаль
за город Вашингтон,
со всех голов своих сорвал
противогазы он;
и пал, обняв свою беду,
издав последний крик,
у всей столицы на виду
усталый фронтовик.
…Струил рентгены солнца диск,
пылился ветеран.
А мимо шёл, пугая крыс,
огромный таракан.
Без названия
Минувшее кроется в будущем, словно война,
которая теплится в наших звериных зрачках.
Предметы давно потеряли свои имена –
и мы нарекли их другими… Но горечь и страх –
ожившие тени былого – они не уйдут:
они ещё слышат дыхание прошлых имён;
бесстрастный звучит камертон, призывая на суд;
и каждый ещё не рождённый уже осуждён
на злые – по вещему Фрейду – подспудные «я»,
на кровосмешение знаков событий и мер
по предотвращению собственного бытия,
на это кружение, это сложение сфер
чужих интересов… И радостно бдит вороньё
совсем недалече, коль ты, безоружен и наг,
принёс в дольний мир свою плоть; и вкушает её
меняющий лики досужий любой хронофаг…
И даже когда различишь в знаменателе ноль –
сумеешь понять ли придуманный дьявольский ход:
в итоге простого деления тёмная голь
имеет иллюзию вечности в слове «народ»…
Но тщетно бежать от тщеты: в лучшем случае, ты
сто раз возвратившись из битв – со щитом, невредим,-
в сто первый на нём возвратишься из сечи; щиты
куда долговечней твоей протоплазмы. Засим
и правда, которая дольше мгновения, – ложь,
набор аберраций, игра подсознания, навь.
Из этой овчинки доноса и то не сошьёшь,
чего не сказать о богатстве аллюзий. Представь:
на утлом судёнышке некие чудики (но
отважные хлопцы), покинув свои города,
поплыли в Колхиду искать золотое руно –
и дальше по тексту… Но с кем это было? Когда?
За тьмою редакторских правок уже не узнать:
герои давно потеряли свои имена –
и мы нарекли их другими. Лишь чёрная гладь
Эвксинского Понта безмолвно вздымает со дна
ожившие тени былого, щепу, черепки,
оружие, кости, обмылки старинных монет.
Рукой зачерпнёшь – и, как кровь, солона, из руки
струится великая тайна всего, чего нет…
Старшина Луны
Старшина Карачкин в космос полетел:
оклемался в невесомости – и двинул на Луну,
