Ежедневная работа по четыре часа без выходных и праздников.
БОРИС. Уж очень он у тебя идеальный получается.
НИКОЛАЙ. Нет, конечно. Моэм был соткан из парадоксов и противоречий. С одной стороны, обаятелен, остроумен, заводил полезные знакомства. Джентльмен до мозга костей. Умел дружить, отличался щепетильностью и пунктуальностью. Свободно говорил на трех языках и почти свободно еще на двух. Объездил весь мир, и часто ездил не туристом, а жил в стране по нескольку месяцев и изучал язык.
БОРИС. А с другой?
НИКОЛАЙ. Скуп, жесток с издателями, торговался за каждый доллар, обижался на критику, молчалив, замкнут, погружен в себя, держал людей на расстоянии, циничен, зануда, ворчлив, груб, резок, и у него было много комплексов. Удивительно, сколько всего вместила его жизнь. Кем он только не был. Одиноким мальчишкой, в десять лет ставшим сиротой, студентом-медиком, который работал в больнице и принимал роды у бедняков, романистом и драматургом, богемным парижанином и лондонским светским львом, шофером кареты скорой помощи во время Первой мировой войны, британским шпионом в России, гомосексуалистом, хозяином роскошной виллы, где побывали все знаменитости своего времени, самым читаемым английским писателем и стариком, который в конце жизни хотел лишить наследства свою единственную дочь.
БОРИС. Пожалуй, всё искупилось его творчеством. А кому досталась вилла после смерти Моэма?
НИКОЛАЙ. Его дочери Лизе, которая через год продала её одному американцу. Он и перестроил виллу под отель, где номера бронируют туристы со всего света. Многие даже не знают, кому раньше принадлежал этот дом.
БОРИС. Интересный у нас разговор получился. О доме и писателе, который здесь жил. А не о бизнесе, как обычно, или женщинах.
НИКОЛАЙ. Это точно. И это хорошо. Наверное, мы с тобой перешли на более высокий уровень общения. Стареем. Ты знаешь, какая здесь на вилле бурлила жизнь в период её расцвета, в тридцатые годы! Кого только не принимал в гостях Уильям.
БОРИС. Да, как было бы интересно перенестись туда на денек, в год так
тридцать пятый…
Гаснет свет.
Сцена 2
Июль 1935 года. Вилла «Мавританка». Та же большая комната с гостиной и столовой и потолками под пять метров. Но без атрибутов современной жизни. Над зеленой лестницей, ведущей в кабинет, видна балконная дверь, расписанная Гогеном. На стенах картины французских экспрессионистов. Над камином позолоченный деревянный орел. Сбоку от дивана и кресел круглый стол, заваленный книгами. Из окон виден сад с апельсиновыми деревьями. Над диваном мавританский знак – символ дома. На стене часы, показывающие 8 утра. Играет музыка. Поет Лотта Леман, любимая певица Уильяма Сомерсета Моэма. Входит Уильям. Он одет в шелковую японскую пижаму и кимоно. Садится в кресло и читает журнал «Ланцет». Входит дворецкий Эрнест. Он одет в ливрею. Несет поднос с завтраком. Ставит тарелку, приборы и кружку на стол.
ЭРНЕСТ
