вела к космопорту. Пешком – часа два, не меньше. Но за пределами бунтующего сердца Эскалоны – Господь, оглянись! – появится возможность нанять экипаж. Возницы – народ отчаянный, за грош удавятся – даже если небо начнет валиться на землю.
«Отобрать у кого-нибудь лошадь? У кого? Да хоть у случайного улана или гусара, если проедет в одиночку…»
Скверная идея – пробираться через кипящий город, каждую минуту рискуя нарваться на отряд солдат, банду обнаглевших от безнаказанности грабителей или стаю трущобных крыс, повылезавших изо всех щелей. О наемниках маркиза де Кастельбро тоже забывать нельзя. Но как усидеть в четырех стенах, ощущая себя мышью, забившейся в нору? Сказано в Писании: есть дни рассудка, а есть дни сердца, и ближе они Создателю. Если Мигель поспеет вовремя, Диего с Энкарной сегодня покинут Террафиму. Если же нет… Кто знает, вдруг им представится другой шанс улететь с планеты! И где этот шанс станет их поджидать, если не в космопорте? Уж всяко не в «Трех бочонках»!
Диего прекрасно понимал, сколь смехотворно выглядят все эти резоны. Самообман, припарки для мертвеца. Тем не менее, он продолжал двигаться в выбранном направлении. Цель поставлена: достичь Сан-Федрате. Все остальное потеряло значение. Придем на место, тогда и решим, что делать дальше.
Отсчитав очередную сотню шагов, он быстро оглядывался на ходу. Дважды позади мелькал подозрительный незнакомец. Тот словно сошел со сцены, героем одной из многочисленных пьес отца – сутулая фигура, закутанная в плащ, широкополая шляпа надвинута на самый нос. Оглянувшись в третий раз, Пераль никого не обнаружил.
Добравшись до знакомого с детства «сквозняка», Диего нырнул туда, словно мальчишка – в летнюю реку. Миг, и маэстро покинул «сквозняк» так же стремительно, как и объявился в нем. Лишь качнулась облезлая циновка, скрывая темную щель бокового, мало кому известного коридора. Этой уловке научил его Альваро Рохас, охотник на тигров. Сам Диего никогда не охотился на огромных полосатых кошек, но склонен был верить дону Альваро: почуяв преследователя, тигр уходит в отрыв и кружным путем возвращается на собственный след, чтобы подобраться к ловцу со спины.
Тигр, подумал Диего. Ястреб. Мой ястреб.
И ничего не почувствовал.
Внутренний дворик с лужей посередине, не просыхающей и в лютый зной. На узеньких, в две ступни шириной, балконах сушится цветастое тряпье. Морщинистая старуха со стеклянным глазом пялится из окна второго этажа. Лохматый барбос выкусывает блох. Ухо барбоса оторвано, торчит сизый хрящ. Подворотня. Поворот. Тупик, который на деле – не очень-то тупик. Калитка, прячущаяся в нише, заплетенной виноградными лозами. Здесь, сколько Диего себя помнил, всегда стоял густой запах дегтя. Затворив калитку – аккуратно, стараясь не скрипнуть петлями, – маэстро миновал еще один двор: сумрачный замшелый колодец. Тут окна напоминали бельма слепца: их плотно закрывали разбухшие от сырости ставни. Ворота с отвалившейся створкой, арка,
