и стану полн лютейшия досады,
Но только вспомяну ея приятны взгляды,
В минуту, я когда сержусь, как лютый лев,
В нежнейшую любовь преходит пущий гнев».
– Катенька, ты с детства живёшь в моём сердце, – волнуясь, начал он, – и я хочу, чтобы ты осталась в нём навечно.
– Гле, что вы такое говорите? Конечно же, я останусь вашим другом, – Катя смущённо смотрела на барина.
– Катенька, – ласково улыбнулся Гле, – не лукавь, знаешь же, я не о дружбе. Не могу и не хочу терять ни единой минуты. Жизнь любого может оборваться в миг. Я люблю тебя.
Катя хотела сказать, что им не позволят любить, слишком много запретов, но Гле опередил.
– Я знаю, что тебя тревожит. Не волнуйся, я всё исправлю.
– Но Гле, что если это вас погубит? Я погублю вас? – её всегда тревожил этот вопрос. Из-за него она запрещала себе признавать свои чувства.
– Не бойся. Мы будем счастливы, обещаю! Вопреки всему.
Она смотрела в его глаза, в душе таяла стена из опасений и страха. Катя открылась щекочущему чувству, давно поселившемуся в сердце, и волна тепла и неги накрыла её с головой, унося в мечту.
А ночью того же дня скончалась нянюшка, и до самых похорон Катя будто оказалась в закрытой банке. Никого не слышала, не видела, плавая в тумане горя. И только несколько недель спустя вновь очнулась. И помог ей, конечно, Глеб Фёдорович, хотя и сам в полной мере не оправился от потери отца. Смерть нянюшки для него тоже была ударом, ведь она для него была близким, почти родным человеком.
– Она мне как вторая матушка была, – утешал её Гле, – разве ж она хотела, чтобы ты так убивалась. Нужно научиться жить без неё. Так ты докажешь, что вся её забота, подаренная тебе, не потрачена впустую.
– Но как? Теперь весь мир мне страшен, ведь никогошеньки у меня не осталось.
– У тебя есть я. Посмотри на меня. Никому, слышишь, никому не позволю обидеть тебя и никогда не оставлю.
Катя не проронила ни слова, Гле прижал её к юной тонкой груди. Даря тепло и спокойствие.
Глава 8
То, что случилось с Катей и Константином Романовичем на мосту, позволило переступить сословные рамки. Он величал её другом. В дороге они то бурно что-то обсуждали и смеялись, а порой молчали часами, изучая зимнюю природу из окна кареты, думая каждый о своём.
Наконец дальняя дорога осталась позади, и въехали они в вечерний Париж. Но зима здесь, как осень в России. Снег превратился в грязевое месиво. Проезжая длинные улицы, Катя ощущала страх. Высокие здания, со скруглёнными углами, словно двигались навстречу друг другу, делая улицу всё уже, казалось, они вот-вот столкнутся, раздавят их. Воздух тяжёлый, душный. В этот самый момент Катя осознала, как будет сложно и тоскливо пережить эти полгода на чужбине. Читала она о другом Париже и представляла Францию пышной, красочной, ароматной.
– Ты вся дрожишь. Замёрзла? – спросил
