и думать не смей!» Тогда зачем мне напоминают о русском происхождении по шесть раз на дню – ума не приложу.
Что ж, ок, я – нидерландка. Но, по-моему, некоторые по сей день напряженно ждут от меня пьяного дебоша под балалайку и плясок в валенках на босу ногу. Не реагировать на это трудно. Я словно каждый день сдаю экзамен на ассимиляцию. Или скорее анализы. По степени обнаженности и дискомфорта – явно анализы.
Я всегда хотела съездить на родину, это была моя осознанная потребность и не надо спрашивать, почему. Не березки целовать, мне плевать на березки и прочие внешние атрибуты – я просто хочу посмотреть, как там без меня. И потом, своими глазами увидеть, какие они – люди, спровадившие моего лучшего друга Катю на тот свет. И кто они – люди, на которых я похожа, когда мама не в силах подобрать к моему поведению более жесткого эпитета. «Вот что значит русские!» – восклицает она. Это значит – «хуже, чем хуже некуда». Катю она, кстати, не выносила. Мама считала ее опасной. Ума не приложу, почему.
Когда Катины приемные родители, в одночасье постаревшие Макс и Ясси сообщили мне о смерти их единственной дочери, я дала себе слово, что полечу в Москву и выясню всё сама. В тот же день мне позвонила маман и после чисто формального соболезнования, (как если бы у меня угнали велосипед) потребовала клятвы, что нога моя никогда не ступит на проклятую русскую землю. Что ж, дала слово и ей! Одну из нас придется обмануть. Кстати, «и думать не смей!» – это любимый мамин аргумент. Неоспоримый и универсальный, как дыба. Инквизиторские корни. Кто-то у нее там в роду был такой, кстати… Кто нес слово божье сомневающимся. Кроме шуток – костры, виселицы, кипящее масло! Но это было ужасно давно, при испанцах. Итак, чтó мне можно думать, решает мама. Она у нас многое решает, хоть и не высовывается из-за папиной спины. Мама дома и мама на людях – два разных человека. Но я привыкла.
Иногда я думаю о той, которая меня родила – какая она, опустившаяся алкоголичка, наркоманка или малолетняя глупышка, решившая, что любовь – это отказаться от себя, не думать о контрацепции и что потом он на тебе непременно женится? В детстве я привыкла думать, что она раскаивается, ищет меня, найдет, обнимет и заплачет. Я знаю, что это неправда. Иначе Катя вернулась бы в Амстердам невредимая, а не в гробу. Мыслями о той, кто меня родила, я годами утешала себя, когда ложилась спать с обидой на весь мир и на диктатуру Марго. У меня была родина где-то там, она меня как бы любила и ждала. Что ж, Катя узнала, как она нас там ждет! После ее поездки на поиски родной семьи и возвращения в резном ящике, всё, что осталось от моей мечты о русской маме – это или реветь ночами, или делать вид, что все хорошо и втихаря кусать большой палец. Маму здешнюю дико бесит, что я его иногда грызу. Ну, вообще-то не иногда. Я его просто весь исслюнявила за жизнь, трижды лежала в больнице с пищеварением. Родители советовались с врачами, с друзьями и, кажется, мама даже с пастором, хоть и не особо верует. Почему-то решили, что это специальный русский невроз и специально же нашли древнего, как подштанники
