этот норманн сделал! А то бы скитались пока не пристрелили нас…». У Освальда были безупречные деловые связи, которыми он мог управлять, не взирая ни на что. Он походил на человека, потому что всегда старался быть эмоциональнее, чем есть на самом деле. Освальд умел быть харизматичным и остроумным, а еще он был и отличным любовником, который смог расшевелить мой «скверный» интерес к сексу. «У меня не было парней, когда я стала вампиршей. Я и не была девственницей, но у меня никогда не было настоящих отношений – рассказывала я ему». Он говорил, типа «ну, у тебя есть зато папочка». Я смеялась и говорила, что Эдриан идеальный моралист, католик и вообще строгий человек. Эдриан знакомил меня со своими пассиями редко, неохотно, как мне казалось, он был также равнодушен к проявлениям телесности и интимности, как и я. Однако партнерш у него было точно больше, чем у меня. Всегда это были высокие, стройные блондинки на один и тот же западноевропейский манер, большой грудью и узкими бедрами. Причем подружки все были вампиршами на сколько я помню. Они обычно мило со мной беседовали и пытались нахвалить моего отца за несуществующие качества. Их типаж был спортсменки. Судьба была тоже непростая, как и у нас. Эти американки обычно не знали, кто такие хорваты, путая нас с венграми или славянами. Однако как всегда он возвращался домой к своей игровой приставке и телевизору, к своим друзьям и бренчанию на гитаре. Эйди был закоренелым, неповоротливым холостяком, который постоянно уходил внутрь себя и блуждал там столько, сколько ему вздумается. О чем он думал? Что он вспоминал? Сожалел ли он так горько, как и я? Обычно мы, две одинокие души, блуждали по магазинам, клубам, мюзик-холлам, паркам развлечений, кинотеатрам и пустым улицам в молчании или разговоре. Обычно его нельзя было чем-то рассердить, задав бестактный вопрос. Обычно и он ни о чем не узнавал, если это не было столь существенным.
У меня есть соблазн выбросить этот клочок бумаги, но природное любопытство берет вверх над моими принципами не помогать людям. Освальд убегает первым, нацепив на себя маску серьезного человека, как будто пять минут назад, даже и намека на флирт не было.
Я запрыгиваю в свой «Линкольн» и разворачиваюсь. Меня тянет туда, в самый страшный человеческий кошмар, в логово того, откуда не выбраться, я забываю про дом и прямиком отправляюсь в ночной клуб Коулмана, завершить одно дельце. На мне джинсы и футболка и соломенная шляпа, я подмигиваю охраннику и медленно спускаюсь через черный ход. Звонкий гул музыки давит на нервы, атмосфера гнили чужих внутренностей, тошнота повсюду.
Люди-полумонстры, их потекшие лица, расплывающиеся в страшных гримасах, вампиры, ищущие себе жертв – всё это наяву и поглощает все на пути своим кровавым безумием. Я мысленно отстраняюсь от всего и проталкиваю свое тело через груду безжизненный масс, содрогающихся в апокалиптических припадках. Коулмана, царь мертвых, восседает в своей ложи со своей вечной спутницей. Он притворятся, что ему интересно. Секьюрити подходит ко мне, и я говорю, что знаю Коулмана. Тот пропускает меня. Его спутница отходит. Я сажусь
