ещё плясали язычки пламени. И от которых в сырость тумана примешивался сладковатый смрад.
Ингвар поклялся про себя, что в жизни не приблизится к побережью Эйре.
– Помнишь, Свейн, когда ходили с Ингваром, сколько раз он отказывался даже поворачивать в сторону Эйре…
– Дай дослушать! – мигом прервал Кнуда Харальд. Тишину он мог наводить быстро. – У тебя в кружке что ли пересохло? Долейте ему, чтоб рот не раскрывал.
– На это я согласен. Наливай, Горм…
Горм, очень худой, невысокий, с коротко подстриженными чёрными волосами и бородой принялся размешивать вино на дне ближайшей к очагу бочки.
Он главный слуга в Волчьем Гнезде. Без него Гнездо вовсе не Гнездо.
– Правильно, Кнуд, – кивнул Торвальд. – Всё правильно ты сказал. И я подмечал избирательность в его приказах.
Когда Ингвар, призывая в безмолвной клятве богов в свидетели, дошёл до имени Одина-Всеотца, старик расхохотался на весь туман, чуть было не выронив посох в воду.
Как в чём-то неделимом, в его смехе сливались треск высохшего дерева, карканье вороны и волчий лай.
«Зря зарекаешься, – сказал, отсмеявшись, старик. – Сам себе заграждаешь загончик. Здесь ходить. Там не ходить», – И раскаркался снова.
Ингвар удивился. Неужели его мысли прямо на лбу стадом паслись?
«Это не твоё дело, – ответил он. – Если тебе что-то не нравится, я выкину тебя из лодки и вдобавок веслом дам по…»
Старик, прекратив смеяться, хлестнул посохом волну за бортом – а Ингвар, охнув, скорчился. Позвоночник завыл в том самом месте, куда ударил церковный столб. В рёбрах проснулся свинец, и на голову наделся раскалённый глиняный горшок. О сжавшиеся кулаки ударились рукояти вёсел.
«Греби!» – приказал старик и шевельнул длинным костистым пальцем в сторону моря.
Ингвар смотрел в чёрный провал с бешенством, но пыхтел и двигал вёслами. Те скрипели, поторапливая.
Плыли они долго. Но куда? Сколько ещё? Ответы на эти вопросы Ингвар ждал с нетерпением.
На светлеющем небе высыпали звёзды, но в известные созвездия они не складывались. Стоило вглядеться, как в запрокинутую шею натекал приступ боли. Звёзды скрывал туман, который то рассеивался на тончайшие слои, то сгущался дерущимися клоками. Иногда вдали прорывался световой столб, и на глади моря играло солнечное белое золото. Раз или два на волнах недолго плавало снежное крошево. Плыла ли лодка вдоль мелководья или по открытому морю, было непонятно – глубина под днищем не просматривалась.
Ингвар чувствовал усталость ещё на первом гребке, но как человек моря, в море он забыл про неё. Ингвар то проваливался в тяжёлую дрёму, то просыпался, от того что судорожно вздрагивали руки, которые, оказывается, гребли сами по себе…
Наконец, Ингвару надоело. Хорошо, если старик везёт его – его же руками – к богу-великану Эгиру на пир. Но скорее Мировому-Змею в глотку.
Он громыхнул
