его? – спросил Чаки, взъерошенный мальчишка с сияющими голубыми глазами, одетый в грязную красную куртку.
Старик усмехнулся, почесал жидкую бородёнку и, подняв вверх указательный палец, ответил:
– Они боятся умереть.
– А ты разве не боишься, дедушка?
Тот не успел ответить – из-под кучи мусора вылезла старая облезлая крыса в сером балахоне и пронзительно заверещала:
– Негодяй, Карл, ну ты и негодяй! Я же только на полчаса отлучилась, а ты уже их поджарил!
Карл со всей силы топнул ногой и замахнулся. Крыса съёжилась и пригнула голову.
– Цыц, Мила! – прикрикнул старик. – Прятать нужно было лучше, да и пищали они у тебя так, что за сто метров слышно. Ладно тебе – ещё нарожаешь.
Мальчик погладил плачущую крысу по голове.
– Не плачь, Мила, – сказал он, – ты каждый раз только и делаешь, что плачешь.
– Так я за последний год только один выводок сумела вырастить, – всхлипывая, сказала Мила, – а остальных всех твой дед нашёл.
Карл перевернул прутик, поднёс его к подслеповатым глазам, понюхал, лизнул и, довольно кивнув, снял одного крысёнка и протянул его матери:
– На, поешь лучше и не ной больше. Вы, крысы, иногда сами своих детей едите. Сырыми, хе-хе! А тут, смотри какой – румяненький, поджаристый. Корочка хрустит хрусь-хрусь! Косточки мяконькие! Высший сорт! Пища богов!
Крыса взяла крысёнка из протянутой руки и, усевшись на пустую банку из-под крапивного супа, принялась есть.
– На! – дед протянул второго крысёнка внуку.
– Спасибо! – поблагодарил Чаки.
Карл достал из-под грязных лохмотьев мятую металлическую фляжку, отхлебнул и улыбнулся от удовольствия. Крыса, заметив это, тут же отложила крысёнка и, протянув обе лапки к старику, запищала:
– И мне! И мне тоже дай! Помянуть надо!
– Ишь, какая хитрая! – усмехнулся Карл, протягивая ей фляжку. – А то причитала тут, как умалишённая!
Мила, обеими лапками держа фляжку, жадно отпила несколько глотков, которые для человека были крошечными, а для крысы – огромными, и, чуть не уронив, отдала обратно.
– И ничего я не причитала, – вытерев мокрые усы и заметно подобрев, сказала она, – я просто возмущалась.
– Закуси, возмущалка, – улыбнулся старик, взболтнул фляжку у уха и убрал обратно под лохмотья.
Чаки тем временем доел своего крысёнка, вытер губы рукавом куртки и лёг на грязный картон, подложив руку под голову.
– Так ты не ответил, – сказал он.
– На что?
– Ты говорил, что те, кто наверху, боятся умереть, я тебя спросил: «А ты не боишься умереть, дедушка»?
– А, ну да, ну да, – кивнул старик, проглотил последний кусок и бросил прутик на угли, где он тут же вспыхнул жёлто-синим огнём. – А чего мне боятся, Чаки? Скажи, чего мне боятся? Вот, вот она, – он встал раскинув руки в стороны, – вот она моя жизнь! Свалка, помойка, мусорка! Я прожил здесь всю жизнь, мой отец прожил здесь всю жизнь, мой дед прожил здесь всю жизнь! Мне нечего терять и, когда я умру, Мила и её племя съест моё тело.
– Это правда, – хихикнула крыса.
– А им, – трясущейся рукой Карл указал на светящийся город, – им, живущим в каменных домах, катающихся на железных машинах, носящих железо внутри себя, им есть, что терять! Они все свои усилия прилагают на то, чтобы продлить свою жизнь! Они меняют свои органы, когда те изнашиваются, платят золотом врачам и лишь для того, чтобы жить как можно дольше и предаваться разным увеселениям и удовольствиям! Они не знают того, что нужно не только брать, но и отдавать. Именно поэтому Мила не злится на меня, ведь после моей смерти крысы съедят это тело и вернут себе то, что я брал у них!
Поднявшийся ветер развевал грязные лохмотья, взгляд старика был грозен, а голос величественен и сейчас он походил на одного из пророков древности, о которых рассказывали сказки у костров по ночам.
Впрочем, а вдруг он действительно был пророком, ведь о том, что рядом жил пророк узнавали только после его смерти? Значит, придётся ждать смерти старого Карла. Вот будет радости, если окажется, что он действительно был одним из Посланников! Крысы так вообще праздник устроят.
– Точно, – икнула Мила, – именно поэтому я на тебя и не злюсь.
Карл тяжело задышал и пошатнулся. Чаки быстро вскочил и, аккуратно обняв старика, помог ему лечь.
– Ты, это, того самого, – растерянно пробормотал мальчик, – не надо, ладно?
– Чего? – удивлённо спросил старик.
– Сейчас
