уронил фотографии на пол и стиснул кулаки.
– Вы привели меня сюда, чтобы насмехаться надо мной, – проговорил он; в его голосе слышались раздражение и печаль. – Вы хотели унизить меня, доказать свое превосходство. Зачем? И для чего вы лжете?
– Вы ошибаетесь, – мягко произнес Джонс, – честное слово, вы ошибаетесь. Я искал вашего понимания. Появившись здесь, я попробовал объясниться с маленьким народцем, даже со Сплетником, несмотря на его косность и неразумие. Я пытался растолковать им, что тут нет и намека на колдовство, что никакой я не чародей, но они отказывались меня слушать. И мало-помалу я пришел к убеждению, что оно и к лучшему, и бросил свои попытки. Но по какой-то причине, которая не ясна и мне самому, я должен найти того, кто хотя бы выслушает меня. Встретив вас, я решил, что раз вы книжник, то вполне мне подходите. Видите ли, мне необходимо излить кому-то душу. Признаться, я где-то даже презираю себя за то, что вынужден прикидываться невесть кем.
– Так кто же вы на самом деле? – спросил Корнуолл. – Кто, если не чародей?
– Человек, – ответил Джонс. – Обыкновенный человек, такой же, как вы, только из другого мира.
– Из какого другого? – буркнул Корнуолл. – Мир – один-единственный, других не существует. Или вы подразумеваете Царство Небесное? Если так, то скажу откровенно: что-то мне не верится, что вы явились оттуда.
– Черт побери! – воскликнул Джонс. – Чего ради я с вами вожусь? Вы ничуть не лучше остальных: упрямый, тупоголовый осел!
– Чем браниться, лучше объяснитесь, – заметил Корнуолл. – Кем вы не являетесь, мы уже знаем. Теперь поведайте, кто вы есть.
– Что ж, слушайте. Некогда существовал, точь-в-точь по вашему утверждению, всего один мир. Как давно это было, я бессилен определить. Десятки, сотни тысяч лет назад – установить невозможно. А потом произошло нечто – я не знаю, что именно; быть может, мы никогда этого не узнаем. Как бы то ни было, в тот день один человек – я не сомневаюсь, что он был один: вдвоем или втроем такого не сотворишь, – совершил нечто, да, совершил, сказал или подумал, и с того самого дня миров стало два. По крайней мере, появилась возможность существования двух миров вместо одного. Поначалу различие между ними едва просматривалось, они как бы проникали один в другой, и можно было вообразить, что они по-прежнему едины, однако с течением времени разница становилась все отчетливее, и наконец все уяснили, что миров – два. Миры различались все сильнее – иначе и быть не могло, поскольку они противоречили друг другу, двигались, так сказать, в разных направлениях. Не спрашивайте меня, каким образом из одного мира получилось два, какие были задействованы физические или метафизические законы, – я все равно не смогу вам ответить, и вообще, вряд ли найдется тот, кто сможет утолить ваше любопытство. В моем мире правду о том, что случилось, знает какой-нибудь десяток ученых. А миллионы остальных попросту отказываются верить, отказываются признавать очевидный факт, потому что такого, по их убеждениям, не может быть или потому что они ни о чем
