словно оба стояли на пути бурной подземной реки, о которой знали только они.
– Король оказал мне честь, сделав меня своим знаменосцем, – с гордостью сообщил ей Жоффруа.
– Он понимает важность вовлечения в политику моих вассалов, – ответила она. – Вполне разумно, что при таком подходе человек ваших способностей будет процветать.
– Находятся и те, кто не одобряет, что южный выскочка занял такое высокое положение, – криво усмехнувшись, сказал он. – Впрочем, успех всегда порождает зависть. Я рад возможности послужить вам и королю.
В первый вечер компанию развлекал знаменитый благородный трубадур Жофре Рюдель[11], сын смотрителя Блэя: исполнив обязательные боевые песни и баллады, он взял минорный аккорд на своей цистре и запел про раздирающую душу любовь и тоску:
«Я верю, что Бог – мой истинный Повелитель, который поможет мне встретить мою далекую любовь. На одно везение приходится два несчастья, ибо моя возлюбленная так далеко. Ах, стать бы мне паломником, взять в руки посох и набросить накидку, я бы тогда увидел ее прекрасные глаза!»
У Алиеноры сжалось горло. Она бросила быстрый взгляд на Жоффруа, и на какую-то долю секунды их взгляды встретились и река под их ногами вздыбилась.
Когда-то она играла здесь в саду с ним в догонялки и смеялась, когда уклонялась от его попыток поймать ее. Она ездила вместе с ним на охоту; они вместе пели и танцевали. В его компании она тренировалась в тонком искусстве флирта, понимая, что ей ничего не грозит – он никогда не сделает ей ничего дурного. Жоффруа был радостью ее детства и предметом тоски в период ее взросления. Все это теперь в прошлом, но воспоминания и тяга остались. И ей хотелось использовать их, чтобы выстроить мост через пропасть, но ради них обоих этого нельзя было делать. И флиртовать с ним она тоже больше не будет, потому что теперь все эти слова обретут истинное значение.
Воспылав желанием покорить Тулузу, Людовик покинул Пуатье на следующее утро со своими французскими войсками и теми вассалами Алиеноры, кто ответил на призыв. Остальным было приказано присоединиться к нему по дороге. Алиенора, в короне Аквитании, обняла мужа и, когда он поднялся в седло, вручила ему щит.
– Храни тебя Господь, – произнесла она, краем глаза наблюдая за Жоффруа, который нес знамя Людовика с лилией и летящим орлом Аквитании. Жоффруа смотрел прямо перед собой, решительно выпятив подбородок. – И всех вас.
– Я вернусь и привезу тебе подарок в виде Тулузы, если то будет угодно Богу, – ответил Людовик.
Алиенора отступила назад и села на отцовский трон, который вынесли из зала и водрузили на платформу под шелковым балдахином. Взяв кожаную перчатку у сокольничего, она усадила Ла Рину на правое запястье, а в левую ей вложили скипетр, усыпанный драгоценными камнями и украшенный фигуркой голубки. Герцогиня Аквитании, при полном параде, она восседала на троне, наблюдая, как уезжает кавалькада
