их экспедицию так и не нашли, у нее сформировалась потребность рисковать без толку, а у нас в «крае» такие богатые возможности с нашим заповедником «Столбы» открываются, так еще и фильм «Высота» сделал свое дело; бабушка втянулась, и альпинизм стал ее страстью, примиряющей с жизнью без деда. Именно поэтому она так и не вернулась в Москву Скалы и дед, дух которого явно где-то тут, держат ее в жизни прочно; у Зои за тридцать лет увлечения альпинизмом не было ни одной хоть какой-то травмы серьезнее растяжения. В повседневности бабушка занимается делом по профессиональному призванию, работает в самом большом архиве Сибири и Дальнего Востока, она «Институт Востоковедения» когда-то закончила и знает языки, которых на Земле уже нет. Так получилось, потерять и бабушку после смерти мамы я никак не могла, замолчала я тогда не потому, что «тронулась от горя», а хотела, чтобы меня оставили в покое и дали быть всегда с ней рядом, с бабушкой. Всегда и везде! Несколько лет я ходила за Зоей по пятам, и даже «сезон» в лагере в тот год пропустила, но оставить ее наедине со стихией неведомого, непонятного мне зла, которое так искалечило мою семью, я не могла. И этот опыт принес свои побочные плоды, теперь я ориентируюсь в любой документации как заправский «архивариус» и ползаю по скалам дико, как обезьяна! Веревки, крючки и страховки мне только мешают, так что даже сейчас, в темноте, подсвечивающийся лунным светом гранитный бок скалы не дает мне покоя, привлекает уступами и впадинами, и я внутренне выстраиваюсь на его абордаж – руку сюда, ногу туда… Говорю же, у меня «генетическое» расстройство! Но лихо я забираюсь только вверх, вниз спуститься получается не всегда, и с вертолетом меня со скал снимали не раз, так что сегодня я воздержусь от сумасбродства. Этот конкретный «столб» вообще не имеет пологого склона, сидеть на его верхушке всю ночь мне неохота, и я отвернулась от него, чтобы он меня не соблазнял.
Наша огромная компания костер насобирала в человеческий рост, сухие сучья быстро прогорели до угля и над костром поставили чайники, а в золу побросали картошку. Мы с Наташкой уселись на бревно, а Аленка нас покинула, что сняло напряжение, видимо, это все так и останется во мне, не растворится. Наташка смотрела в основном на «новеньких», конечно, на парней, бегать по кустам она не собиралась, но любовь тоже должна с чего-то начинаться. Вот она и пялится на всех подряд. Кто зацепит ее через внутренний импульс? «Выгодным» умом Наташка жить даже не собиралась: «Это противно моей богатой природе», – так она сама выразилась.
– Смотри, чего Муха с Пенкой творят, прямо в «засос», пошли бы на речку, нет же, им нужна публика! – Наташка сплюнула на такую показуху.
– Так Муха тебе «на глаза» все делает! Он вообще тебе не нравиться? – все знали, что Муха по Наташке давно сохнет.
– Не-а, ни за что не берет, у нас темпераменты разные! Но особенно меня этот его друг Толик Уткин смущает, он же хоккеист и старше всех нас, чего он за нами таскается? Он мне прямо неприятен, хочется обходить его стороной, особенно в темноте. То ли мысли у него дурные, то ли сам такой смурной? Муха ведь
