лапки.
3
Я ужасно восхищался тем, как мой египетский друг и его турецкий отец умудрялись запоминать один в один огромное количество шахматных партий, которые по той или иной причине прославились на весь мир. Поздно вечером либо рано утром они могли разыграть, например, партию между Багировым[9] и Гуфельдом[10] 1973 года, или же матчи Решевского[11] (любимого игрока моего дорогого Хайсама) с Авербахом[12] в 1953 году или с Бобби Фишером[13] в 1961-м. Так Хайсам путешествовал во времени и пространстве, не выходя за пределы шестидесяти четырех черно-белых клеточек.
Хайсам каждый раз комментировал ходы, как будто я что-то мог понять в этой сложной игре – настолько сложной, что ее даже называли игрой королей и королевой игр. Но мне очень хотелось быть на высоте.
– Видишь ли, – учил он меня шепотом, – Решевский был довольно скрытным игроком. И совершенно непредсказуемым. Он не любил ни гармонии, ни прозрачности, но обожал странные ходы, которые совершенно сбивали с толку соперника!
– Надо же…
– Ну конечно! А еще он был приверженцем защиты Нимцовича[14], чтобы избежать сдвоения пешек…
Я прикидывался, что догадываюсь, о чём речь, и ценю предмет беседы.
– Ты же хотя бы примерно понимаешь, о чём я? – спрашивал меня Хайсам.
– Ну конечно же да!
И глаза моего друга улыбались за толстыми стеклами очков.
Наверняка он делал вид, будто верит, что я могу понять хоть что-нибудь в этой игре, которая была еще посложнее уравнений с одним неизвестным (а это уже нечто невероятно трудное). Хайсам был ко мне очень добр.
– Видишь, – говорил он, показывая на своего отца, который только что сделал ход, – Авербаха критиковали за такой ход, потому что конь находится теперь на g3. Лучше бы он пошел восьмым ходом на c5.
– Я так тоже подумал…
Однажды я спросил уважаемого египтянина: зачем играть партии, которые уже кто-то сыграл в прошлом и все знают, чем это закончилось.
– Это как повторять таблицу умножения…
– Ты это специально, чтобы побесить меня?
– Нет, я это для сравнения…
– Как там твоего игрока?
– Решевский?
– Да, он самый. Наверняка вот у него не было никаких проблем ни с таблицей умножения, ни с уравнениями, ни с неизвестными…
– Конечно не было. В шесть лет он уже играл в шахматы одновременно с двадцатью взрослыми. Его называли «маэстро лазеек» из-за развитого инстинкта самосохранения и способности вывернуться даже из самых безвыходных ситуаций.
– Короче, он был экспертом… Как и Александр Дюма.
Хайсам улыбнулся, а я подумал, что наверняка опять сморозил глупость.
– Можно и так сказать. Но твой Александр Дюма больше всего на свете любил объедаться и волочиться за юбками!
Я не осмелился возразить, потому что не хватало знаний, но всё-таки
Владимир Константинович Багиров (1936–2000) – советский, латвийский шахматист, гроссмейстер, известный шахматный тренер, работал с Г. Каспаровым.
Эдуард Ефимович Гуфельд (1936–2002) – советский, американский шахматист, гроссмейстер.
Самуэль Решевский (1911–1992) – знаменитый американский шахматист, вундеркинд, гроссмейстер.
Юрий Львович Авербах (род. 1922) – российский шахматист, международный гроссмейстер, шахматный композитор.
Роберт (Бобби) Фишер – американский гроссмейстер, одиннадцатый чемпион мира по шахматам, отличался экстравагантным поведением.
Аарон Исаевич Нимцович (1886–1935) – знаменитый шахматист и теоретик шахмат.
