дикости столичной возвышалиУгрозу, коей нынче нѣтъ.
Все скрылось ночью. Кипой рваныхъ
Бумагъ въ проложенномъ пути.
Мѣха сложились въ сарафаны
У изголовья порванной сѣти.
Безпечна полка. Книгъ почетъ
Не ровенъ запаху дверей.
Поэтовъ здѣсь – наперечетъ.
На всѣхъ – съ цитатами елей.
Меня толкаютъ у стѣны…
Пусть такъ. Мороза нѣтъ въ угляхъ.
Я въ мракъ словесной глубины
Влезаю раной въ тополяхъ.
Подарокъ дорогъ. Мимо проходныхъ
Несу къ себѣ, держа въ улыбкѣ гулъ.
Тамъ, въ сторонѣ, ужъ загорѣлся жмыхъ
И скоро въ центрѣ сада будетъ стулъ.
«Въ не сказанномъ провалѣ трехъ основъ …»
Въ не сказанномъ провалѣ трехъ основъ
Таится мигъ, опередившій слово.
По одиночеству ощупываю кровъ.
Гдѣ все становится мнѣ ново.
Никто не стискиваетъ дрожь.
Ходящую во замкнутыхъ равнинахъ.
Нѣтъ глазъ, вѣщающихъ, какъ ложъ;
Есть звукъ дождя въ потокѣ длинномъ
Навѣянныхъ закрытыми дворами суеты.
Что новой эрой давится безбожно.
Вдали гудятъ о разставаніи порты,
Раскачивая волны осторожно.
И въ трехъ шагахъ опершись о бревно.
Смотрю за неизмѣннымъ ликомъ неба.
Никто не подворачивалъ давно
Листвы на изгородь сосѣда.
Я помню шагъ – отдушину печей:
Заката жизни ненадежной.
Когда казалась ты ничьей.
Все сразу оторопью сложной
Вело туда, гдѣ тишь смѣнялась дномъ
Разверзнутыхъ окрестныхъ глашатаевъ.
Теперь и завтра сложено въ «потомъ»,
Доколѣ росы наши таютъ.
Всмотрюсь я въ крѣпости уставшихъ рукъ.
Держащихъ фонъ въ надменной стойкѣ,
Ты не шепчи въ песокъ, о, другъ.
Что треснуло вдали отъ злой попойки.
То я не понялъ. Страшенъ гулъ
Пустыхъ витринъ со вкусомъ сада.
Пойдемъ со мной, упрямый мулъ!
Намъ ихъ наградъ въ концѣ не надо.
У склона разойдемся безъ именъ
И будутъ жатвы намъ указомъ
Про пѣсни тѣхъ, кѣмъ измѣненъ
Огарокъ простодушія чумазымъ.
Но понявшимъ, что дальше нѣтъ ходовъ.
Земля кругла назло недугамъ.
Не утверждай, надѣясь на покровъ,
Того, что сцѣпится лишь кругомъ.
«На кухняхъ далекихъ, смотрящихъ на паръ…»
На кухняхъ далекихъ, смотрящихъ на паръ
Безбрежности линій на мягкихъ ладоняхъ.
Ютитъ, не печалясь, невнятный отваръ
Забытымъ во темени строгой покояхъ.
И нѣтъ двухъ часовъ подъ бумагой простою.
Читаемой слезно съ утра дотемна.
Ушедшій въ слѣды надъ чужою росою
Узритъ не сегодня до самаго дна.
Сегодня – лишь долгій гудокъ безъ занозъ
Изъ очерковъ томности, сложенной въ краски.
Мнѣ
