со стороны смешно было бы наблюдать, как два взрослых человека произносят нормальные слова, увязанные в доступные для понимания последовательности, но при этом никак не могут понять друг друга. Начинают нервничать, покрикивать. Понятно, что начальник покрикивает громче и дольше – на то он и занимает руководящий пост, чтоб держать подчинённых в узде. И при этом имеет право на солидное преимущество: он на тебя заорёт вот так, а ты не должен вовсе, ну, а если уж сорвался, то твой крик должен быть вдвое тише. А лучше втрое или даже вчетверо. И выражения должны быть более мягкими. И ещё начальник может заткнуть тебе глотку, а ты ему нет: выслушивай всякую хрень, пока руководителю не надоест над тобой измываться. Даже кабинет не имеешь права покинуть без разрешения. А начальник, когда ты ему надоешь, вдруг возьмёт да и выгонит тебя. Да ещё резким тоном: «Панкратов, выйди из кабинета!..» Вот так, очень просто: всё, парень, надоел, иди работай. При этом лицо командира благородно багровеет от праведного гнева. А ты смиренно поднимаешь со стула свой зад и плетёшься к двери. Впечатывать в компьютер новые мысли. Возможно, на этот раз по поводу только что состоявшегося разговора с начальником. И вообще – о нём, твоём непосредственном руководителе. А рассуждения эти плавно перейдут в размышления о начальниках вообще. И тут уж влетит и главному инженеру предприятия, и его заместителям, и даже директору электростанции!.. Да чего уж там, и Президенту Российской Федерации, а потом и главе Соединённых Штатов Америки, хотя, казалось бы: он-то тут каким боком?.. Он что, тоже имеет отношение к производству электроэнергии на Урале?.. Видимо, всё-таки имеет – косвенное. Так кажется, когда повздоришь с начальником…
«Бл…дь!.. – чуть не вскрикнул Дмитрий, так скрутило. – Как же ты достала!..»
Под бл…дью подразумевалась, конечно же боль, с новой силой заявившая о себе. Вообще-то, Дмитрий не любил материться, но время от времени позволял себе это, ибо матерные выражения чудодейственным образом способствовали отпусканию эмоций, после чего в душе восстанавливалось равновесие, она успокаивалась. Порой матерные словечки положительным образом сказывались на каких-либо ситуациях. Вот, например, на днях, возвращался Панкратов домой, соскочил с автобуса, сделал несколько шагов и вдруг поскользнулся на накатанной детишками ледяной дорожке, нежно припорошенной снегом. Если б не воскликнул вполголоса «бл…дь!..» – точно, упал бы. Но как только неприличное словечко выскочило изо рта, равновесие тела тут же восстановилось. Именно это слово заставило мужчину сделать короткое резкое движение руками, этакий нервный взмах дикой утки крыльями, когда беднягу, мирно сидевшую поутру на поверхности озера, вдруг испугал подлый выстрел охотника. Не было бы матерного слова – не последовало бы взмаха руками, и Дмитрий, несомненно, свалился бы. И пускай пожилая женщина, шедшая навстречу, укоризненно покачала головой, швырнув в лицо Панкратова сердитый взгляд, зато голова Дмитрия не ударилась со всего
