любил. Наскоро покидал в желудок незамысловатую еду: небольшой кусочек варёной курицы, дожидавшийся решения своей участи уже третий день, половину средних размеров картофелины и небольшой свежий огурчик, который предварительно был очищен от кожуры, разрезан вдоль и щедро посолен. Вот, собственно, и всё. Ах, нет!.. Вслед за всем этим последовали две конфеты «Мишка косолапый». Дмитрий больше любил «Красную шапочку», но в магазине, расположенном на первом этаже дома, где он жил, это лакомство закончилось, а идти куда-то искать этакую ерунду не хотелось. Добро был бы рис или селёдка – можно было бы прогуляться, а то – конфеты!.. Можно и вовсе обойтись без них. Но после скромного ужина голод не исчезал. Наоборот, желудок начинал раздражённо требовать ещё еды!.. Ворчать на хозяина он мог и час, и два. И это ворчание мешало Дмитрию сосредоточиться на чём-то другом – на написании собственного произведения или на чтении чужого. Вот тогда на помощь приходила «Красная шапочка». Или «Мишка косолапый». Или какая-то другая сласть. Пара конфет, и обманутый желудок замолкал.
В этот вечер Дмитрий не стал дожидаться претензий со стороны желудка, съел пару конфет, схватил третью. Нет, пожалуй, пожадничал: конфета, удерживаемая за «хвостик» двумя пальцами, повисела некоторое время в воздухе и плюхнулась обратно в пакет. Мужчина вернулся в комнату, прилёг на кровать. Ложе недовольно скрипнуло. «Опять гайки ослабли!.. Надо подтянуть!..» – после этих, уже довольно сонных мыслей глаза Дмитрия закрылись. Он почти задремал. И вот тут проснулась боль. О, как она свирепствовала в этот вечер!.. В животе орудовало не меньше трёх как бритва заточенных кинжалов. Сердце пустилось в дикий пляс. Лицо горело, болела голова. Дмитрию казалось, что она треснет, и мозги разлетятся по комнате, забрызгав стены, словно мякоть переспелого арбуза, уроненного на пол торопыгой, мечтающим скорее поместить влажную, только что вымытую ягоду на стол и кровожадно вонзить в тёмно-зелёную бархатистую кожу большой острый нож. Мужчина инстинктивно повернулся на правый бок, свернулся калачиком. Так он лежал когда-то давно в утробе матери. Конечно, он не помнил этого, а также насколько там было хорошо, тепло, уютно, но к той же позе прибегал, когда начинала мучить острая боль в животе. И через некоторое время становилось легче. Иногда через полчаса, иногда через час. Но частенько так и засыпал, не успев победить боль. Просыпался уже утром, с удовлетворением отмечая, что в очередной раз избавился от надоедливой спутницы жизни. И пусть он знает, что боль вернётся – может, через час, возможно, через два, но вот сейчас он свободен от неё!..
В этот раз промучился около двух часов, но так и не смог заснуть. Боль упорствовала, не желала отступать. В голову лезли всякие мысли, большей частью нехорошие. О том, что всё надоело. Надоела такая жизнь, эта крохотная квартирка, работа, которую он вынужден выполнять, для чего пять раз в неделю надо вставать рано утром, с неохотой собираться и топать на автобусную остановку. Надоело сидеть на работе до пяти часов вечера, хотя уже после шестнадцати ноль-ноль делать там нечего: всё равно мозги
