них же все твое, твое все целиком,
И каждый снимок, поверти в руках своих,
Как много значит для тебя любой из них.
P.S. Ха-ха!
ничего не должен. Все решаешь сам. Теперь. Конечно, родители хотят, чтобы я… мы… что-то там делали… чаще убирали комнату, выносили мусор, мыли за собой посуду, не разбрасывали где попало вещи, и многое… хотя не так уж и многое… поэтому просто «и другое» … С понедельника вообще пойдут разговоры относительно того, что мы планируем делать дальше, куда поступать и прочая муть. Хотя что касается меня (надеюсь нас), я бы с удовольствием предстоящий год посвятил бы новому увлечению… Но, боюсь, родители будут против. Уверен, будут против. И совсем не уверен, что мы сможем их как-то переубедить. Хотя в действительности мы же с шести пошли – мы этот год заслужили! Но… Как я уже написал – Родители хотят, а мы что? Мы это делаем. Конечно. Но как мы это делаем? А делаем мы это не напрягаясь. И это прекрасно. Нет обязаловки. Совсем.
Отец, например, рассказывал, что у него каникулы зачастую превращались в куда более серьезное обязалово, чем школа. С его мамой, для нас – с нашей бабушкой, было не поспорить. Жили в Подмосковье. В отдельном доме. Было хозяйство. Следовательно, любой проживающий являлся «руками» этого хозяйства со своим собственным участком работы. Веники. До сих пор папу передергивает от этого слова. И я его понимаю. На каникулах он отправлялся куда-то достаточно далеко от дома, чтобы заготовить березовые веники. Веник – это в прямом смысле слова веник, то есть связанные в пучок ветки, которые необходимо было вязать целыми партиями только не для того, чтобы впоследствии ими подметать или использовать для банных удовольствий, а исключительно для кормовых целей. Семья отца состояла еще и из «братьев», точнее, «сестер» наших меньших. У них было две козы.
Вот для них родимых и нужно было все лето заготавливать эти самые березовые веники, которые в осеннее-зимний период, по-моему, так, использовались как корм или прикорм, я точно не знаю. Но знаю одно – этих самых веников нужно было определенное количество, и навязать это количество, должен был мой отец, занимаясь этим каждый день своих каникул. Каждый. И в обязательном порядке. И мало того, это была далеко не единственная каждодневная рабочая, хоть как бы и «выходная», обязанность. Короче, не позавидуешь. Папа, я горжусь тобой! Это правда. Надо будет сказать тебе об этом.
А мы… Мы бездельники. И это тоже правда. Я сижу пишу, то, что скорее всего на фиг никому не нужно, а час назад, то есть около одиннадцати, я только-только открыл глаза, думая в своей ленивой голове просыпаться ли окончательно или еще пофантазировать на неизвестную тему. Но решил все-таки вставать. И поступить именно так я решил, в общем-то, лишь по одной причине – братца в кровати не оказалось. Вот и все. Именно поэтому я сижу и пишу сейчас. В этот самый момент – в трусах и с еще плохо разлипающимися глазами. Мутным взглядом пытаюсь разглядеть то, что царапаю. А брат похоже схватил гитару и усвистал на кухню, чтобы не мешать. Или, чтобы не мешали. Негодник. Хотя пишу уже минут двадцать. Гитару не слышал. Ну-ка.
