вослед Одалии и, похоже, вовсе не обижался на такой трюк.
Когда она вынырнула из коридора, соединяющего основное помещение с камерами, и вновь явилась среди нас, полицейские и машинистки на миг затаили дыхание – и разразились аплодисментами. Одалия приятно улыбнулась и скромно кивнула, но (отметила я) ни капельки не покраснела.
– Отличная работа, мисс Лазар, – одобрительно пробасил сержант через всю комнату.
Лейтенант-детектив направился к ней, на ходу вынимая из внутреннего кармана пиджака носовой платок. Он расправил платок, энергично встряхнув, взял Одалию за руку и бережно стер следы липкой грязи, которой пьяница успел испачкать Одалию, пока она его выпроваживала.
– Вижу, руки замарать вы не боитесь, – подмигнул ей лейтенант-детектив, изогнув уголки рта в ухарской ухмылке.
Лично я не из тех женщин, к которым мужчины позволяют себе обращаться с двусмысленностями, но, подслушав двусмысленность, я ее недвусмысленно распознаю. Одалия, к чести ее будь сказано, интереса не проявила: вежливо улыбнулась симпатичному детективу, пока тот отчищал с ее ладоней грязь, но затем рассеянно отвернула голову, будто вниманием ее завладело что-то более увлекательное прямо у него за плечом.
Церемония нашего с ней знакомства уже не возобновилась, и об этом все вроде бы позабыли. Когда утихли восторги по поводу того, как ловко Одалия справилась со строптивым пьяницей, лейтенант-детектив передал ее Мари, новенькую усадили за стол и поручили ей перепечатать полицейский рапорт. До вечера я внимательно за ней наблюдала, однако она казалась совершенно безучастной к моей персоне и ни разу не подняла головы и не глянула в мою сторону. Тем лучше, решила я. Помнится, я еще подумала: за исключением примитивного факта принадлежности к одному полу, больше нас ничто не объединяет.
4
Конечно, поначалу ошибки казались подлинными, то есть неумышленными и не влекли непоправимых последствий. Я так думаю, никто не придавал особого значения мелким опечаткам там и сям – если их вообще замечали. Я-то замечала, но еще не знала всей правды о тактике Одалии, а потому никому не говорила. Любой на моем месте пришел бы к выводу, что Одалия попросту не слишком прилежна в работе, вот я и сказала себе, что сообщу сержанту лишь в том случае, если она со временем не исправится. И абсолютно добровольно – я бы сказала, из присущей мне щепетильности – я стала пристальнее за нею наблюдать.
Заведомо предполагается, что полицейские машинистки не способны допустить ошибку. Это ведь удивительно, если вдуматься: то, что мы печатаем, затем, к добру или худу, становится истиной. Несколько раз я бывала в суде и слушала, как слова, напечатанные вот этими моими двумя руками, зачитывал вслух прокурор. Чтение протокола вслух неизменно воспринимается так, будто вся информация в нем столь же безусловна и неотменима, как заповеди на двух каменных скрижалях, принесенных Моисеем с горы Синай, – и даже более, ведь Моисей
