замечательно, но меренгами и бисквитами сыт не будешь. Так, в раздумьях, Серёжа и дошагал до «Латинского квартала», расположенного в ротах Измайловского полка. Здесь была вотчина студентов – Императорского университета, Технологического института, Путейского, Института гражданских инженеров и бог весть ещё каких высших учебных заведений.
Подходящее место нашлось довольно быстро. Серёже, в бытность его в Морском корпусе, случалось бывать здесь в компании приятелей из Путейского института. С тех пор прошло два года; приятели закончили учёбу и разъехались по городам и весям, а Серёжа сменил гардемаринскую форменку на офицерский сюртук. Трактир же никуда не делся, даже выбор блюд остался прежним – без изысков, зато сытно и по карману здешним обитателям. Нравы в трактире царили самые либеральные: половые не требовали от студентов, засевших в углу за конспектами, все время делать заказы. Взял малый чайник заварки, самовар кипятка и пару бубликов с маком – сиди, доливай, прихлебывай, хоть до самого закрытия!
Флотские офицеры были здесь редкими гостями. Половой, увидав мичманский сюртук и кортик, устроил гостя на местечко почище и шлепнул на стол засаленную книжку меню. Но не успел Серёжа сделать заказ, как рядом вразнобой грянуло:
Не слышно на палубах песен,
Эгейские волны шумят…
Нам берег и душен и тесен,
Суровые стражи не спят…[11]
Он обернулся. Соседний стол (вернее, два стола, сдвинутые вместе) украшал обычный в таких случаях nature morte[12]: тарелки с остатками дешевых закусок, ведерный самовар, батарея винных бутылок и штофов казенного белого хлебного вина[13]. Пели трое: тощий студент в мундире Училища правоведения («чижикпыжик», как их прозвали за желто-зеленые мундиры и зимние пыжиковые шапки), коротко стриженный широкоплечий крепыш с петлицами «Техноложки» и ещё один, в сдвинутой на затылок фуражке Межевого института.
Кроме этих трёх, за сдвинутыми столами устроилось ещё с полдюжины народу, и среди них две барышни, чей облик выдавал курсисток. Одна пыталась подпевать. Голос у неё был очень даже неплох, но слов она не знала, а потому путалась в куплетах, сбивалась и краснела.
Раскинулось небо широко,
Теряются волны вдали.
Отсюда уйдём мы далеко,
Подальше от грешной земли…
Песню Серёжа узнал. Няня, ходившая за мальчиком, пока ему не исполнилось пять лет, законная супружница отцовского вестового Игната, который за время службы побывал с Ильей Андреевичам под самыми разными широтами, частенько напевала ее возле детской кроватки:
Не правда ль, ты много страдала?
Минуту свиданья лови…
Ты долго меня ожидала,
Приплыл я на голос любви.
Правда, в нянином исполнении песенка звучала жалостливо, а студенты выводили ее как героическую балладу:
Спалив бригантину султана,
Я в море врагов утопил
И
Песня на стихи Н. Щербины в подражание песням греческих пиратов-партизан. Была популярна во время Крымской войны и Балканской кампании 1877–1878 годов.
Натюрморт (итал.). Жанр живописи, изображение даров земли и моря.
Так тогда называли водку.
